– Я жду. Как же я могу тебя не дождаться. Я жду тебя в своем кабинете, – грустным голосом проговорил отец и повесил трубку.
Моментально выскочив из кабинета, вся заплаканная и бледная, я посмотрела на ожидающего меня охранника и лихорадочно проговорила:
– Как можно быстрее домой. Я чувствую: что-то с отцом.
Охранник кивнул мне и передал что-то по рации. А я не шла, я уже бежала к машине. Я сломала каблук и со злостью кинула туфлю о стену. Сняв вторую туфлю, побежала дальше босиком, но услужливый охранник не мог допустить того, чтобы я бежала разутой, и схватил меня на руки.
– Позвольте, я вам помогу.
Как только машина подъехала к дому, я выскочила из нее, взбежала по лестнице и, почувствовав запах табака, распахнула дверь в кабинет отца и встала как вкопанная. Отец сидел за своим рабочим столом в парадном костюме, с любимым галстуком на шее и держал в руках трубку.
– Папа, что случилось? Папа, тебе плохо? Я тебя умоляю, давай вызовем «скорую».
Отец посмотрел на мое залитое слезами лицо и с присущей ему строгостью произнес:
– Какая, к черту, «скорая»?! А ну-ка возьми себя в руки. На тебя смотреть страшно. Ты моя дочь или не моя?
– Твоя, – закивала я головой.
– Моя дочь не должна плакать, потому что она живет в Москве, а этот город не верит слезам. Моя дочь имеет стальные нервы, железную хватку и отличается строжайшей дисциплиной. Она верит как в свои силы, так и в завтрашний день. Ты такая?
– Такая.
– Тогда немедленно вытри слезы и улыбнись. Я учил тебя улыбаться даже тогда, когда тебе плохо?
– Учил.
– Так улыбнись! У тебя такая красивая улыбка. ТЫ СИЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА, И ТЕБЕ НЕ К ЛИЦУ ПОДОБНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ. Ты занимаешься бизнесом, вращаешься в мире мужчин. Ты должна улыбаться. Даже когда тебе хочется плакать, ты просто обязана улыбаться!
– Папа, я уже не плачу.
– Вот такой ты мне нравишься, дочка. А ну-ка, возьми баян и сыграй мне наше, народное. Я давно не слышал, как ты играешь.
– Я только в кладовку за баяном сбегаю. Я быстро! Одна нога здесь – другая там.
Я нервно скинула с себя пальто прямо на пол и как ошалелая бросилась вниз по ступенькам, к кладовке. Вернувшись с баяном в кабинет отца, я села напротив него и быстро проговорила:
– Сейчас, я только чуточку его настрою.
Отец кивнул головой и с болью в голосе произнес:
– Я люблю тебя, дочка. Береги Леву. Вы мои самые родные люди на этом свете. Если бы вас у меня не было, моя жизнь была бы бессмысленна.
– Папа, а ты что, умирать, что ли, собрался?! – крикнула я в истерике. – Ты сейчас так говоришь, как будто со мной прощаешься. Ты это брось! Слышишь, не смей?! Мы еще с тобой у Левки на свадьбе погуляем и канкан спляшем.
Завыв, как побитая собачонка, я развернула меха баяна и услышала громкий голос своего родителя:
– Играй, дочка! Играй! Давай нашу, народную!
– Батя, а ты не уснешь?! – я с трудом удерживала себя от того, чтобы не зарыдать. – Обещай, что ты не уснешь! Обещай!!!
– Да играй же ты, играй.
Я всхлипнула и громко запела: «По Дону гуляет казак молодой»!
Отец улыбался, смахивал слезы и опять улыбался. Я старалась на него не смотреть и пела с закрытыми глазами:
Когда я открыла глаза, батя уже спал. Он положил голову на рабочий стол и не двигался. Рядом с ним дымилась трубка…
Я просидела у него в кабинете до самого утра: одной рукой я обнимала отца, а другой придерживала на коленях баян. Я смотрела в одну точку и думала о том, что сейчас я жива, но во мне все же что-то умерло. Мне показалось, что большей части меня не стало.
– Я не подведу тебя, отец. Я никогда тебя не подведу. Ты всегда будешь мой гордиться. Больше никто не увидит моих слез, потому что я живу в Москве, а этот город не разжалобить слезами.
Утром в кабинет заглянула испуганная горничная, спросила, что произошло, и, не дождавшись от меня вразумительного ответа, тут же позвала охрану. Когда отца похоронили, я постоянно приезжала к нему на кладбище, рассказывала о своих победах, делилась проблемами и не забывала прихватить с собой баян…
А в один из совершенно обычных дней я набрала Сашкин номер телефона, думая о том, что даже если он съехал с квартиры, то я все равно его найду, хоть в России, а хоть на Украине. Когда я услышала Сашкин голос, я чуть было не выронила трубку из рук.
– Саша, это Света. Узнал?
