весь свой опыт. Послушай, помнишь, ты мне рассказывала о том, что твой отец баян пропил?
– Ну, да. Так оно и было.
– Значит, ты играть на нем умеешь?
– Умею.
– Сыграй мне. У меня жена-покойница хорошо на баяне играла. Он в кладовке лежит. Вот здесь, справа. Я к нему даже не притрагивался.
Я пошла в кладовку, вынесла оттуда баян и принялась его настраивать. Потом я обратилась к Льву Борисовичу и спросила:
– Что сыграть?
– Давай нашу, народную! – махнул рукой он. – Каких бы высот мы ни достигали, все равно мы все из народа!
– Точно, – кивнула я и запела: – «По Дону гуляет казак молодой…»
Лев Борисович подпевал мне и, когда эта песня была спета, мы запели другую:
– «Степь да степь кругом…»
В доме зажегся свет. Но ни разбуженная горничная, ни охранник не посмели потревожить нас. Уж больно задушевно мы пели.
– Я научу тебя бизнесу! Ты завершишь мое дело! У тебя все получится! – кричал Лев Борисович и горланил песни. – Умирать, так с музыкой. Света, когда я буду умирать, ты сыграешь мне что-нибудь на баяне?!
– Боже, ну что вы такое говорите!
Подумав, что Лев Борисович просто чересчур пьян и говорит то, что вправе говорить сильно пьяный человек, я помогла ему подняться и отвела его в спальню.
– Я должен завершить свое дело, – твердил он, пока я снимала с него пиджак.
– Конечно, должен! – соглашалась я, укладывая Льва Борисовича в постель.
Моя жизнь переменилась всего за один день. На следующий день Лев Борисович предложил мне поехать с ним на работу для того, чтобы я могла познакомиться с его корпорацией.
– Только ты прости, но я буду называть тебя иногда Викой, – сразу предупредил меня он и опустил глаза.
– Я не против. Для меня это даже большая честь, – призналась я и села вместе с Львом Борисовичем в машину.
Как только мы отъехали от дома, Лев Борисович наклонился ко мне как можно ближе и прошептал на ухо:
– В своей корпорации я представлю тебя как свою дочь от первого брака. В конце концов никому не известно, сколько на самом деле у меня было браков. Пусть люди думают, что я был женат дважды и что у меня еще есть дочь. Если я тебя не представлю в качестве своей дочери, то мои сотрудники будут думать, что ты моя любовница, охотница за моим наследством, и к тебе не будет должного уважения. Пусть думают, что ты носишь фамилию матери. И, пожалуйста, называй при сотрудниках меня папой.
Я почувствовала, как бешено стучит мое сердце, и, задыхаясь от волнения, произнесла:
– А у меня отчество – Львовна.
– Что?
– У меня отца Львом зовут. Я по паспорту Светлана Львовна.
Мы с Львом Борисовичем взялись за руки и от души рассмеялись.
ГЛАВА 26
В корпорации меня приняли крайне настороженно, и, когда на экстренном совещании Лев Борисович представил меня как свою дочь, сотрудники моментально зашептались и стали осматривать меня критическим взглядом. В корпорации уже давно ходили слухи по поводу того, что старик одинок и, по всей вероятности, болен, что у него нет наследников и что непонятно, какова будет судьба его капиталов. Теперь вопрос о наследстве отпал, потому что перед сотрудниками сидела дочь финансового воротилы, которую он тщательно скрывал от посторонних глаз. Даже приближенные к президенту люди не знали о существовании наследницы.
Я слышала шепот по поводу того, что я слишком молода и необразованна, что я вряд ли смогу управлять столь большой и достаточно могущественной компанией. Но Лев Борисович убеждал меня в том, что я ни в коем случае не должна паниковать, что у меня все получится и что у него еще есть немного сил для того, чтобы всему меня обучить и передать мне свой опыт.
Этим вечером мы заехали в магазин и купили мне новую одежду.
– Для начала надо научиться носить дорогие вещи, – учил меня мой новый отец. – Твои никуда не годятся. Люди никогда не будут воспринимать тебя серьезно и не оценят твои деловые качества, если ты будешь плохо одета. Завтра с тобой начнет работать логопед. Тебе необходимо избавиться от акцента и дефектов речи, которые сильно портят общее впечатление о тебе.
По приезде домой Лев Борисович заставил меня засунуть в рот орехи и учиться произносить слова правильно.
– Давай, Вика, работай.
Я слегка вздрогнула от того, что Лев Борисович назвал меня Викой, но тут же улыбнулась и, не скрывая своих слез, произнесла:
