сплошные стрессы. Наверное, нужно взять отпуск, но кто ж его даст? До лета еще далеко. Если только за свой счет, хотя бы на пару дней…
Телефон психолога у подруги, впрочем, взяла. И в отделе кадров по поводу отпуска тоже узнала. Она даже собиралась написать заявление, а потом как-то закрутилась, забегалась, да и забыла. Ее стресс, как, впрочем, и заботливо подсовываемые ангелам картинки с младенцами все так же раздражали, но уже не столь сильно: сперва примелькались, а потом и вовсе слились с фоном, став всего лишь одной из многочисленных картиной в жизни, не особо приятной, конечно, но и не столь трагичной, как казалось поначалу. А тут еще с мужем начались проблемы… До младенцев ли тут? Тем более, приснившихся…
Глава 8. Обстоятельства любви
Евгения Николаевна, несмотря на свою импульсивность, в жизни была человеком достаточно индифферентным. Недостатки других людей ее мало трогали, если, конечно, они не затрагивали ее личные интересы. Она прекрасно переносила занудство, храп, навязчивые идеи и даже полное отсутствие манер. Она никогда не осуждала сплетников, мошенников и грабителей банков. Проститутки вызывали у нее симпатию, а взяточники вообще были милыми людьми, просто поставленными в неважные экономические условия (если бы государство платило нормальные зарплаты…). Вряд ли стоило брать ее и в присяжные заседатели – оправдать она могла, наверное, даже маньяка, потому что, по большому счету, все это ее мало волновало. Евгения Николаевна, конечно, не оставалась равнодушной, к примеру, к терактам, особенно если в них гибли дети. Могла пожалеть она и обиженную старушку, но все эти волнения, хотя и вызывали у нее слезы на глазах, на самом деле глубоко ее не трогали. Евгения Николаевна вообще в своей жизни больше всего ценила собственное душевное спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Ей даже не нужны были какие-то социальные и экономические гарантии (тем более, зная наше непредсказуемое государство, о каких вообще гарантиях могла идти речь?), у нее был собственный план на собственную жизнь, и именно его она четко придерживалась. А если жизнь вдруг вносила какие-то свои коррективы, план Евгении Николаевны тут же бывал соответствующим образом изменен, уже с учетом объективных обстоятельств.
К одному из таких обстоятельств, срочно требующих корректировки жизненного плана, относилась и так некстати явившаяся Андрею Павловичу поздняя и, как казалось ему самому, настоящая любовь.
Любовь звали Сонькой. Она работала на том же самом заводе, что и Андрей Павлович, правда, не электриком, – бухгалтером. Работала уже года два как, но то ли Купидоны сработали неоперативно, то ли просто судьбе было так угодно, но встретиться им довелось всего месяц назад, когда Софью попросили подменить заболевшую кассиршу.
– Табельный номер… Фамилия… Распишитесь… Пересчитайте деньги…
Банальные фразы, которые каждый слышит в свое жизни не одну сотню раз. Почти всегда они вызывают положительные эмоции, а в некоторых случаях – искреннюю радость, но практически никогда – любовь.
Андрей Павлович никогда не влюблялся в кассирш. Он вообще так давно влюблялся, что уже порядком позабыл, как это происходит. Поэтому сперва, когда у него вдруг закружилась голова, и закололо в сердце, он подумал не о любви, а о начинающейся старости, предвестником которой, видимо, являются гипертония и сердечная недостаточность. Единственное, что как-то не укладывалось в гипотезу о старости – это навязчиво-неотступное желание совершить какой-нибудь подвиг. Убить дракона, например. Или в одиночку победить армию. Ну, или, в крайнем случае, завоевать Вселенную. Жаль только драконы в Европе давно перевелись, начисто лишенные романтики армии отказывались воевать с одинокими рыцарями, а для покорения Вселенной не хватало какого-то банального космического корабля. С подвигом вырисовывались явные проблемы.
Как вариант, конечно, можно было просто явиться к проходной при окончании рабочего дня на белом арабском скакуне, подхватить прекрасную принцессу (в смысле, Соньку) и увезти ее в далекие страны… Жаль только с арабскими скакунами были точно такие же проблемы, как и с драконами. Да и таможня, скорее всего, потребует соответствующих документов…
– Нет, – с грустью подумал Андрей Павлович. – В нашей жизни совсем не осталось места любви. Крылья мы давно потеряли, белых коней практически извели, как класс, а в прекрасных далеких странах давно уже правят собственные правители и действуют собственные законы. Попасть в них, конечно, можно, но для этого нужно оформить кучу документов, заплатить за билеты и услуги турфирм. Но самое главное в другом: пока ты будешь собирать нужные бумаги, пока будешь копить деньги и спорить с менеджерами, оформляющими тур, твои силы могут самым неожиданным образом закончится, и когда ты, поругавшись со всеми, с кем только можно, пройдя две таможни и преодолев расстояние в тысячи километров, наконец попадешь в один из земных филиалов Рая, ты вряд ли будешь думать о том, как прекрасен этот мир или о том, какой бы еще совершить подвиг. Любуясь прекрасным закатом, купаясь в теплой волне, убегая босыми ногами от ветра и узкой теплой полосе пляжа, ты каждую минуту, каждую секунду своей жизни будешь помнить только о том, что нужно возвращаться. Через день. Через три. В крайнем случае – через неделю. Но – неизбежно… А неизбежность, как известно, убивает любую романтику.
О том, чтобы увезти свою принцессу на край света и остаться там с ней на всю оставшуюся жизнь, не могло быть и речи: денег у несчастного влюбленного хватило бы разве что только на несколько дней в Турции или Египте, да и то, в далеко не самой дорогой гостинице. Ввиду этого, а так же учитывая то обстоятельство, что драконов истребили еще в Средние века, Андрей Павлович решил проявить свое рыцарство самым банальным образом: он пригласил прекрасную незнакомку в ресторан. Она, как и следует любой уважающей себя принцессе (даже работающей в бухгалтерии), сперва, естественно, не согласилась, но после горячих уговоров (не особо долгих, впрочем), все-таки решила снизойти до Андрея Павловича и одного из лучших ресторанов их города.
Свидание назначили сразу после работы. Встретиться уговорились возле проходной, ну, в крайнем случае, чуть подальше, в парке. Прекрасная незнакомка, скорчив недовольную рожицу (все прекрасные незнакомки капризны), все же согласилась. Окрыленный, Андрей Павлович умчался на подготовку столь важного мероприятия.
Свершение трудовых подвигов, впрочем, в планы Андрея Павловича больше на тот день не входило. Развив скорость, которой бы позавидовал даже чемпион мира по скоростной ходьбе, он помчался на поиски начальника, чтобы срочно отпроситься у него «уйти пораньше».
– Понимаешь, Петрович, тут такое дело… – бормотал он главному энергетику. – Мне нужно…Ну это… В общем, срочно… По семейным обстоятельствам…
– Что за обстоятельства такие? – набросился на него опытный Петрович, который прекрасно знал, что единственным обстоятельством, которое может отвлечь мужика с работы, да еще в день зарплаты, это возможность выпить. – Небось пьянствовать намылился?
– Обижаешь, Петрович! – на самом деле обиделся Андрей Павлович, уже витающий в облаках в предвкушении встречи с прекрасной незнакомкой из бухгалтерии.
Обстоятельства действительно были семейными. Обычная такая семейная измена, ничего более. Правда, Петровичу Андрей Павлович об этом не сообщил, но ведь, по большому счету, начальству этого знать и не нужно было.
– У него, значит, неизвестные обстоятельства, – кипятился в то время Петрович, – а кругом хоть трава не расти?
– Ну так ведь я же отработаю! – продолжал оправдываться Андрей Павлович. – Прямо завтра, приду пораньше и на две смены.
– Знаю я тебя, Маслов! – махнул рукой Петрович. – Ты завтра не то, что пораньше, ты вообще хорошо, если приползешь.
– Да ты что, Петрович? – не унимался Андрей Павлович. – Я же у тебя передовик производства, как- никак!
– Ладно уж, передовик, – махнул рукой Петрович. – Иди, все равно толку от тебя, как от козла молока. Потом отработаешь. Не завтра, так в другой день. Но только чтобы отработал, понял?
– Обижаешь, Петрович! – заулыбался Андрей Павлович. – Ну, так я тогда полетел?
– Лети, лети, голубь ты наш сизокрылый, – пробормотал Петрович, а потом совсем тихо добавил, – все равно тут два часа осталось, особо ничего не наработаешь…
Последнего замечания счастливый Андрей Павлович уже не услышал. До конца рабочего дня оставалось
