Протягиваю ему деньги и помогаю женщине выйти из машины. Такси уезжает. Дома в этом квартале беспорядочно теснятся. Я осматриваюсь вокруг.
— А где же холм, о котором вы рассказывали? — спрашиваю я женщину.
Она указывает на север. Там я вижу только высокое каменное здание.
— Холм за этим домом, совсем недалеко. Пятнадцать минут пешком. Мои дети всегда играли там после школы.
Она ведет меня по узкой темной улочке. Воздух прохладный. Я медленно иду следом за ней. Повсюду разбросаны картонные коробки и пустые бутылки из-под пива. По обеим сторонам улицы жмутся друг к другу одноэтажные дома. Меня обступают окна, крыши, двери. Вдруг в нос ударяет резкий запах. Я останавливаюсь и спрашиваю:
— Что это за запах?
— Так пахнет кимчи. Обед без риса и кимчи — это не обед!
Вдоль стены дома крадется кошка. Венчики космей покачиваются в глиняных кадках. «Куда я попала?» Мгновенье спустя ко мне возвращаются воспоминания детства. «Да ведь я тут жила с мамой!» Острая боль пронзает тело. Колени дрожат. «Не может быть…»
Женщина оборачивается:
— Простите, что привела вас в такое мрачное место.
— Ну что вы, — отвечаю я. — Мне просто хотелось удостовериться, что вы добрались до дома и у вас все в порядке.
Помолчав с минуту, я спрашиваю:
— Ваш муж дома?
— Нет. Он умер много лет назад. Я живу одна. А вы?
— Мой муж тоже умер.
— Выходит, мы обе — вдовы! Вот всегда так. Женщины живут дольше мужчин. Наверное, если бы происходило наоборот, было бы хуже.
— Почему? — спрашиваю я.
— Потеряв жену, мужчина быстро падает духом. Наверное, они в большей степени романтики, чем женщины.
Я улыбаюсь. Наконец мы подходим к дому. Над дверью висит дощечка с фамилией.
— Йи — это фамилия моего мужа, — объясняет она. — А моя фамилия — Ким. В Корее не принято, чтобы женщина меняла фамилию после замужества. Йи и Ким — очень распространенные фамилии.
«Ким?» Я едва не потеряла сознание.
— А как зовут вас? — спрашивает госпожа Ким.
— Меня? — пробормотала я. — Моя фамилия Такагаши.
— Очень приятно, госпожа Такагаши, — улыбнулась она.
Госпожа Ким живет в старом доме с одним окном на улицу. Все доски побелели от времени. Поднимаю глаза и смотрю на крышу. Похоже, водосточную трубу не раз чинили. Госпожа Ким даже не запирает дверь на ключ. Мы входим внутрь, дверь так и остается открытой.
— Вы не запираете дверь?
— Нет, — отвечает она. — Тут все знают друг друга, это как семья. К тому же у меня нечего красть.
Она кладет передо мной дзабутон. Я сажусь напротив низкого столика. В углу комнаты лежит нераспечатанный сверток. У противоположной стены стеллаж с корейскими книгами. На одной из полок стоит черно-белая фотография в рамке. Бумага пожелтела. На снимке два мальчика и девочка, они все улыбаются. Мальчики одеты в черную школьную форму, на девочке матросский костюм. Протягивая мне стакан холодного чаю, госпожа Ким говорит:
— Это мои дети. Дочка живет здесь неподалеку, а сыновья за границей.
Слова «за границей» звучат немного странно и кажутся неуместными в этом бедном квартале. Указывая на сверток, она говорит:
— Это прислал мой младший сын, посылку принесли, как раз когда я собиралась идти на дамбу Аракава.
На свертке наклеены иностранные марки.
— А чем ваши сыновья занимаются за границей? — спрашиваю я.
— Старший работает в Соединенных Штатах, младший — в Канаде, оба преподают.
— Преподают?
Я молчу, не зная, что сказать. «Женщина, чьи сыновья — преподаватели, живет в таком квартале?» Госпожа Ким не замечает моей растерянности. Она хочет угостить меня чем-нибудь, прежде чем я уйду. Я смотрю на часы. Час дня. Не дожидаясь моего ответа, она идет на кухню и начинает готовить обед. Я допиваю чай. Скрипнула входная дверь.
— Добрый день, госпожа Ким. Вы дома?
На пороге комнаты появляется женщина лет сорока с бамбуковой корзиной в руках. Заметив меня, она кланяется. Госпожа Ким выходит из кухни, знакомит нас и объясняет женщине, как я здесь оказалась.
— Вы очень добры. Спасибо, что проводили ее до дома.
Женщина протягивает госпоже Ким корзину, полную вареных початков кукурузы с блестящими желтыми зернышками.
— Вчера мой муж купил много кукурузы, — говорит она. — Только что я попробовала. Объедение! Угощайтесь.
— Ты пришла как нельзя кстати! — замечает госпожа Ким. — Мы сейчас попробуем все вместе.
И ставит корзину на стол. Женщина прощается со мной и уходит.
— Это ваша родственница? — спрашиваю я.
— Нет, моя соседка. Японка, — отвечает госпожа Ким и снова идет на кухню.
Я не могу отвести взгляда от кукурузы. Перед глазами встает лицо дяди, его длинные тонкие пальцы. Он улыбается. Курит. Поет. Пишет. С аппетитом ест кукурузу. Мои глаза застилают слезы. Желтые початки словно в тумане.
И вот я на вершине холма. Вокруг ни души. К моему удивлению, здесь по-прежнему только трава да ветер, не изменилось ничего, хотя город стал совсем другим. Смотрю туда, где находился наш нагайя. Внизу виднеются старые заводы. Из труб поднимаются столбы дыма. Серый дым.
Сажусь под деревом на потрескавшуюся деревянную скамейку. В тени прохладно. Закрываю глаза. Снова вижу дядю, колокольчики, горечавки, птиц, деревья… На мгновение явственно слышу голос женщины, которая кричит: «Госпожа Канадзава!»
Смотрю в синее небо и размышляю над тем, что сказала госпожа Ким. Когда она говорила, у меня возникло ощущение, будто передо мной госпожа Танака. «У вас есть дети?» — спросила она. «Сын», — ответила я. «Чем он занимается?» — «Он химик». Помолчав с минуту, она сказала: «В школе мои сыновья всегда были в числе лучших учеников. Когда старшему исполнилось шестнадцать, он сказал, что вся наша семья должна получить японское гражданство. Мы очень удивились. Он объяснил: „Без гражданства мне бессмысленно хорошо учиться и поступать в университет, ведь я все равно не смогу устроиться на достойную работу. А мне хочется преподавать математику. Да и вряд ли дзайниши допустят до вступительных экзаменов в университет“. Мой муж объяснил ему: „Ты должен понимать, что кика не означает получения японского гражданства с сохранением национальной принадлежности. Нам придется отказаться от своей национальности, стать японцами и взять японские имена. Если ты примешь японское гражданство, корейцы перестанут принимать тебя за своего соотечественника, а японцы никогда не будут считать японцем, узнав о твоем корейском происхождении. Менять гражданство бессмысленно. Хочешь стать преподавателем — поезжай за границу. Даже если ты добьешься многого в своей профессии, мне будет неприятно знать, что тебе приходится скрывать свою национальность“».
Каждое слово, произнесенное госпожой Ким, причиняло мне острую боль. Я думала о своем сыне и о его детях. «Вы японка, — говорила она мне. — Я знаю, что вам непросто понять сложность нашего положения». Опустив голову, я только молча ее слушала.
«Моим детям не давали покоя идзиме, — продолжала госпожа Ким. — Приятели смеялись над их
