жениться на другой. Видимо, у его невесты была серьезная причина, из-за которой она нарушила обещание, — как во вчерашнем фильме. Ведь есть вещи, о которых не расскажешь никому… Твой отец говорил мне об этом только один раз, до свадьбы. Прошу тебя, пусть эта история останется между нами.
В комнате темно. Смотрю на светлячков в аквариуме. Их по-прежнему двое. Ползут по листьям папоротника. Внизу осталось еще немного воды. Когда светлячки мигают, я вспоминаю, что они мужского пола. Значит, они ищут себе подруг, которые светятся и не летают, — но их здесь нет.
Передо мной возникает лицо Обасан, которая чувствует себя виновной в смерти господина Хорибе. Она говорит, что бес, овладевший ею, вселился в Юкико. Она не знает, как иначе объяснить такое совпадение. Не сговариваясь друг с другом, два человека одновременно задумали страшный поступок: отравление цианистым калием. Непонятно только, где Юкико достала яд. Возможно, ей дала его Тамако, дочь госпожи Шимамуры, поделившейся с Обасан. Передо мной встают лица четырех женщин, хранивших у себя цианистый калий: Юкико, Тамако, госпожи Шимамуры и Обасан.
В какой-то книге я прочла, что есть светлячки, которые мигают в унисон, даже с определенным ритмом. Как в оркестре без дирижера. До недавних пор такая синхронность оставалась загадкой, и люди думали, что это происходит случайно. На самом деле, как пишут в книге, механизм этого явления прост: внутри у каждого насекомого есть вибратор, похожий на метроном, частотность колебаний которого зависит от сигналов, подаваемых другими светлячками. Наверное, в мире нет совпадений. Между вещами, которые случаются одновременно, существует связь. Но какая же связь между причинами, подтолкнувшими к убийству Обасан и Юкико?
В аквариуме по-прежнему мерцают светлячки. Один из них ползет по листу папоротника до самого конца и замирает на краешке. Второй ползет следом за ним и тоже останавливается. Светлячки сидят неподвижно, словно не знают, что делать дальше. Пожалуй, выпущу их обратно в сад. Ставлю аквариум на подоконник и поднимаю крышку. Светлячки по-прежнему остаются на листе. Вынимаю их вместе с веткой папоротника. Спустя мгновение они наконец взлетают и исчезают в темноте.
В небе клубятся тяжелые дождевые облака, характерные для лета, Обасан их не любит. «Пятьдесят лет прошло с тех пор. Никогда не думала, что проживу так долго…» — часто повторяет она. Слова эти ложатся на меня тяжким бременем.
Воскресенье, время перевалило за полдень. Я провела у родителей только два дня, но кажется, будто позади целая неделя. Скоро поеду в Токио. Завтра утром меня ждут на работе в цветочном магазине. Иду на кухню, где мама готовит букет, который я по пути к вокзалу отнесу на могилу Одзисана. Китайские астры. Голубые лепестки по цвету напоминают незабудки. Протягивая мне букет, мама говорит: «Буду ждать, когда ты познакомишь нас с человеком, который похож на Одзисана!» Я улыбаюсь. И вдруг понимаю, что мысли о господине X. больше меня не волнуют. Я решила отказать ему, пусть даже он мне по-прежнему нравится.
Выхожу из дома. Жарко. В ветвях хурмы стрекочут цикады. Отец сидит в тени в бамбуковом кресле. Читает научный журнал, который купил вчера. Перед ним на деревянном столике лежит соломенная шляпа Одзисана. Взглянув украдкой отцу в лицо, я думаю о том, что глаза его стали грустными из-за пережитых страданий. Он бы удивился, услышав историю Обасан.
— Папа, я уезжаю.
Он встает и провожает меня до калитки. Мы прощаемся, но потом он кричит мне вдогонку: «Подожди!» — и бежит за соломенной шляпой. Надевая ее мне на голову, говорит серьезно:
— Смотри не получи солнечный удар!
— Ты прав.
Шляпа мне великовата. Снимаю ее. В ноздри ударяет запах отцовского пота.
— Можно я оставлю ее себе? — спрашиваю я.
— Разумеется! — отвечает отец. — Она тебе идет!
— Спасибо! До скорого!
Он улыбается:
— Спасибо тебе, Цубаки!
Иду в сторону вокзала.
Я не попрощалась с Обасан, после обеда она заснула. Утром она все больше молчала, уставившись в пустоту. Смотрела на меня так, словно ничего мне не рассказывала. Я убиралась у нее в комнате, не задавая вопросов. Время от времени она трясла в руке хамагури. Тук-тук-тук… И произнесла только: «Ждет ли меня Одзисан на том свете?» — «Ну конечно, Обасан, — мягко ответила я. — Но ты должна еще прожить долго, вместо него». Она чуть заметно улыбнулась.
Шагаю вдоль ручья. Вот и храм С., где похоронен Одзисан. Прохожу за ограду, иду мимо хондо. Вокруг никого. Поднимаюсь по ступеням каменной лестницы, которая ведет к кладбищу. Чувствую запах сэнко. Могила Одзисана в противоположном от входа углу. Направляюсь туда.
Читаю надпись, выгравированную на плите: «Могила семьи Такагаши». Вынимаю завядшие цветы из бамбуковой вазы, которая стоит сбоку от плиты. Ставлю туда приготовленный мамой букет китайских астр. Лепестки ярко-голубые. Закрываю глаза. Представляю, как родители отца идут по пляжу, рука об руку. Думаю об Обасан, которая так и не решилась открыть мужу правды. И молюсь: «Одзисан, возвращайся за Обасан. Если ты не возьмешь ее с собой, она будет блуждать, не зная, куда идти, точно потерявшийся светлячок». Вдруг прямо надо мной застрекотала цикада.
Прихожу на вокзал. Войдя внутрь, замечаю двух гимназисток, которых я видела в пятницу днем. Наверное, они останавливались в городской гостинице. Стою позади них в очереди в кассу, прислушиваясь к их диалекту с острова Кюсю. Они разговаривают про Дайбутсу. У одной лицо простодушное, а у ее подруги — сосредоточенное. «Тамако и Юкико!» — думаю я. Та, что похожа на Юкико, говорит звонким голосом: «Два билета до Нагасаки, пожалуйста!» Смотрю на нее, онемев от изумления. Покупаю билет до Токио. Гимназистки идут к платформе.
Поднимаю голову и смотрю на небо. Тяжелые кучевые облака превратились в перистые. Закрываю глаза. Родители отца шагают по облакам, которые плывут высоко в ясной синеве. И по-прежнему держатся за руки. «Обасан!» — зову я. Она останавливается. В глазах у нее тревога, она пытается мне что-то сказать. «Не беспокойся! — говорю я. — Я не утону в сладкой воде». Одзисан улыбается: «Цубаки, ты тоже встретишь замечательного человека». — «Спасибо за шляпу!» — улыбаюсь я в ответ.
ГЛОССАРИЙ
