модных тридцать лет тому назад расклешенных джинсах и капроновых блузках. Можно представить, как за эти годы выцвели и поблекли девушки, с которых были сделаны эти фотографии!

Дон – главный герой и король родео тех времен – сидел напротив меня. После операций на сердце и тазобедренных суставах Дон был вынужден закрыть родео и сейчас продавал здесь только причиндалы для ковбоев и сувениры, изготовленные в Гонконге.

Дон обеспечил Ваню необходимым, после чего пригласил меня пообедать в кафе Американского легиона, где обслуживали ветеранов войн. Уже не первый раз приходится мне обедать в таком заведении. Посещают его в основном состарившиеся вояки проигранных Америкой корейской и вьетнамской войн.

Я рассказал Дону, как лошадь моя понесла по центральной улице города Вандалиа. Выслушав эту захватывающую историю, он посоветовал на будущее привязывать веревку к бабке лошадиной ноги. Если лошадь понесет, нужно потянуть веревку, обезноживая ее. Совет этот по бессмысленности напомнил мне шутку наших танкистов над новобранцами: салагам давали задание напильником затачивать гусеничные траки. Возможно, совет Дона был подобного свойства, ведь я тоже был новичком-лошадником. Я поблагодарил его, но советом так никогда и не воспользовался.

Подъезжая к городу Ричмонду, я прочел в своем руководстве для автомобилистов, что он был основан квакерами в 1806 году и с тех пор является важным промышленным и сельскохозяйственным центром на востоке штата Индиана. Славен он также как крупнейший поставщик роз на мировой рынок. Есть здесь даже собственный симфонический оркестр.

Решив, что музыку послушаю позже, я зашел в краеведческий музей, где обнаружил коллекцию лошадиных подков, получившую в 1892 году первый приз на всемирной выставке в Чикаго. Там было выставлено 50 вариаций подков – похоже, сто лет назад американские мужики украшали лошадей не хуже, чем своих женщин. А может быть, даже лучше – ведь на лошадях можно было ездить.

Гордостью города является основанный квакерами Эрлэм-колледж, где и решил я остановиться на пару дней. Из-за выходных начальства на месте не было, но охрана колледжа позволила проехать на территорию и поставить л ошадь на конюшню. Они даже разрешили помыться в душе при стадионе.

Наутро я отправился к заместителю декана по информации Ричарду Холдену, который придал моему пребыванию официальный статус. Он назвал меня почетным гостем и поселил в коттедже для гостей со всеми удобствами. Выдал он также пропуск в студенческую столовую, где изобилию блюд несть числа и можно было набирать в тарелку все без ограничений. Прямо-таки коммунизм создан в этом отдельно взятом колледже.

Ричард вел переписку с филантропическими организациями, а также с бывшими студентами, согласными пожертвовать деньги на развитие колледжа. Ежегодные пожертвования исчислялись миллионами долларов, этому помогала американская система налогообложения – пожертвования списываются с налогов. Поскольку это частное учебное заведение, оплата за обучение высока (15–20 тысяч долларов в год), но есть специальные стипендии для особо талантливых студентов, у которых нет денег на обучение.

Поразило обилие наших русских студентов, не скрывавших, что родители их были нефтяными, автомобильными и торговыми баронами России. Ведь только такие могут платить, как иностранцы, 25 тысяч долларов в год за обучение чада в этом престижном заведении. Важно еще, что досюда вряд ли дотянутся мстительные руки конкурентов, чтобы взять детей в качестве заложников, как это случается в России.

В колледже обучаются студенты, принадлежащие к разнообразным вероисповеданиям, и они сами решают, ходить ли им на службу в квакерскую церковь «Дом Друзей» или посещать церкви других конфессий. Не расстреливают здесь и за то, что студент вообще не ходит ни в какую церковь.

Ричард познакомил меня со Стефани Кримли-Эффингер, которая возглавляла департамент религиозного образования студентов. Она посетовала на безразличие большинства студентов к церкви, а в мой дневник записала: «Дорогой Анатолий, благословен будет твой путь. Надеюсь, ты найдешь что-то новое с каждым шагом твоего путешествия и встретишь гостеприимных людей, которые также смогут чему-то у тебя научиться. Я уверена, что ты глубже познаешь Бога в этом путешествии во имя веры и мира». Я растрогался и заверил ее, что каждая встреча с американцами дает мне заряд веры и любви.

Мой новый друг Ричард оказался курильщиком, и для каждого перекура мы должны были садиться в его машину и выезжать за пределы студенческого городка. Курение на его территории запрещено не только в помещениях, но и на улице. Мне дурно становится оттого, что сделали в этой стране с нами, курильщиками, превратив нас в парий, прокаженных, выгнав нас на улицу. Они обвиняют нас в том, что мы травим своим дымом соседей, у которых от выдыхаемого нами никотина развиваются одновременно рак матки и предстательной железы. В этой демократической стране возникла тирания большинства, диктующего меньшинству кодекс поведения. Это напоминает мне большевистский лозунг – «кто не с нами, тот против нас». Причем общественным мнением управляют самые голосистые, то есть меньшинство над большинством.

Я стучу сейчас одним пальцем по клавишам моего компьютера, модель которого уже десять лет как перестали производить, но это лучше, чем печатная машинка – я могу сразу же переписать мысль, которая несколько минут назад для меня была верна. А пишу я под зудеж телевизионной сенсации о женщине- учительнице, матери двоих детей, которая переспала с учеником своего класса да еще родила от него девочку. Ей было тогда 32, а ему 13 лет. Вся американская мораль поднялась по сему поводу на дыбы – учительница совратила малолетнего и должна быть наказана. Я, мимоушно слушая эту историю, вначале тоже согласился с приговором суда: семь лет тюрьмы условно, и условие – она больше никогда с ним не увидится. Согласился, поскольку заранее принял моральный императив: грешно совращать малолетних.

Государство отобрало у нее ребенка, а через пару месяцев ревностная полиция застукала любовников на месте преступления – они занимались любовью в ее машине, запаркованной на обочине дороги. На сей раз судья был неумолим – условные семь лет превратились в реальные, и отсидит она их за решеткой. Отберут у нее и второго ребенка, которым учительница успела забеременеть от юного любовника за пару месяцев условной свободы.

Вначале мораль моя присоединилась к всеобщей, а потом посидел я чуток в позе лотоса и вспомнил свою любовь к учительнице Марии Сергеевне. Был я первоклашкой и влюбился в нее по уши, а когда закончился учебный год и меня перевели во второй класс, то плакал навзрыд, не желая расставаться со своей первой учительницей в познании женской красоты и прося оставить меня в первом классе на второй год. Вторая любовь обрушилась на меня в седьмом классе, когда было мне четырнадцать, а Любови Георгиевне двадцать семь. Ох, как я ее любил, а ее жениха – капитана третьего ранга – ненавидел! Мне тогда казалось, что и она была ко мне неравнодушна, но наши мечты и желания уничтожила мораль – это нельзя, потому что это аморально.

Следя за перипетиями любви американского школьника и его учительницы, я понял, что здесь, в Америке, была ими реализована моя детская мечта. А история этой любви будет в будущем воспета не менее, чем любовь Ромео и Джульетты (ей было 14, а ему 16 лет).

Ричард отвез меня в медпункт, где врач выдал мне пачку таблеток «Тагамета», иногда помогающих утихомирить язву желудка. Посещение врача и лекарство были оплачены из гостевого фонда колледжа.

Вечером я отправился с семьей Ричарда в шикарный ресторан. В этот вечер он решил отметить свое воссоединение с женой, с которой год был в разводе. За это время ничего и никого лучше он не нашел и, чтобы не осложнять жизнь единственного сына Джоша, решил вернуться в семью. У Филлис, видимо, был прогрессирующий склероз мозга – говорила она невпопад, прерывала всех, при этом сотрапезники извинительно улыбались. В этой семье была прогрессирующая трагедия (как будто существуют регрессирующие трагедии!).

На следующий вечер я был ангажирован молодоженами, врачами Эндрю и Дебби Гиршман. Ей порядка 55-ти, а ему 60 лет. Причем она чуть ли не в полтора раза выше Эндрю, что, в общем-то, несущественно, так как в этой семье лидером всегда будет Эндрю. Они недавно переехали в новый дом, а медовый месяц собирались провести в России. Вот и решили меня расспросить, как там можно выжить. Местные газеты и телевидение описывают теперешнюю Россию как страну разгула преступности. Я посоветовал им быть осторожными в больших городах. Провинциальная Россия ничуть не более преступна, чем Америка. Ну, немножко пьяненькая, так еще Владимир Мономах говаривал: «Руси есть веселие пити, не может бо без того быти». А народ-то знает: «Пьян, да умен – два угодья в нем». А еще: «Пьяный проспится, а дурак – никогда». Сам-то я, несомненно, дурею, но не от всех напитков – особенно противопоказаны мне «ерш»,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату