повсюду были лужи. Ребята прошли чуть дальше и свернули влево, к заброшенной аллее. Она тянулась вдоль оврага почти до самого озера. Кто его знает, почему орехи на этой аллее выросли не такие, как во всем лесу. В каждом из них была одна крохотная комнатка. Сразу после засухи в них заселились молодые семьи, так как на дне оврага теперь скапливалось много воды. Они замостили дорогу ракушечником и даже повесили модные фонари. Но постепенно все перебрались в другие деревья — каждой семье хотелось иметь в своем доме спальню.
Ребята вышли на мощеную дорожку и быстро пошли, озираясь по сторонам. Здесь было намного темнее, чем на центральной тропе: лунный свет не пропускали густые заросли, а фонари давно вышли из строя.
— Вы слышали? — остановилась вдруг Тюса и подняла руку вверх.
Ребята остановились как вкопанные и молча уставились на нее. Кикиморка приложила палец к губам и потащила их с дороги, за ствол дерева. Они присели на корточки, спрятавшись за помпезную деревянную мельницу, которая была сооружена для лесных карликов, и прижались друг к другу, всматриваясь в темноту.
— И долго мы так будем сидеть? — шепотом спросил кикиморку Гомза.
Но та сердито посмотрела на него и погрозила пальцем. Вскоре в конце аллеи показались темные силуэты в длинных плащах с капюшонами. Самый высокий из них, видимо, всем заправлял — это было видно по его жестам. У тех, что плелись за ним, задора было куда меньше: один без конца останавливался и подтягивал штаны, а второй уныло тащил здоровенный топор, сгорбившись под его тяжестью.
— На этой аллее можно срубить десятки веток! Конечно, они не родовые, но сегодня можно и поскромнее куш сорвать, — прогнусавил высокий, и Гомза вздрогнул, потому что сразу узнал этот голос.
Троица прошла мимо них, тихонько переругиваясь — они никак не могли решить, с какого дерева начинать.
— Да это же бандиты, — с ужасом прошептала Шима и заерзала на месте: у нее затекли ноги. Она наступила на сухой орех, который громко треснул. В наступившей тишине это прозвучало как выстрел.
— Бежим! — крикнула Тюса, вскочив на ноги.
Впрочем, им не нужна была команда — они рванули так, как не бегали еще никогда. Шима забыла про неудобные башмаки и больную пятку и перелетала через кусты как горный козлик. При одной только мысли, что за ней гонится преступник с топором, она готова была совершить пробежку куда угодно. Шима была уверена, что за ней тянется след в виде неглубоких ям — именно так она представляла следы от ботинок, — но повернуть голову боялась и продолжала дальше старательно набирать скорость. Гомза и Тюса бежали с левого фланга от нее, несколько раз столкнувшись друг с другом.
Если бы Тилиан прогуливался где-нибудь поблизости, он бы непременно записал юных спринтеров в свой клуб — их бег со стороны был просто неподражаем.
Когда они остановились у развилки, никто за ними уже не бежал.
— Они, небось, в другую сторону от страха побежали! — вдруг расхохоталась Тюса и скорчилась от смеха.
Шима тоже визгливо рассмеялась, топая ногами. На ботинках громоздились комья грязи величиной с небольшие валуны.
— А я и вторую сандалию потеряла! — сквозь смех проговорила она.
— Ничего, ты родителям скажи, что сандалии Зеленыча по дождливым вечерам превращаются в огромные ботинки, чтобы ноги не промокли, — посоветовала ей Тюса, вытирая слезы от смеха. — А мы завтра их поищем.
Все попрощались и разбрелись с развилки. Гомза подошел к своему дубу и чуть не подпрыгнул от страха — из-за ствола, прихрамывая, вышла фигура в плаще с капюшоном.
— Привет, Гомза, — раздался глухой голос.
— Добрый вечер, дядя Нисс, — Гомзе вдруг почему-то стало стыдно, будто это его поймали на месте преступления.
— Понимаешь, Гомза, долго все объяснять. В общем, я пришел попросить тебя: не говори ничего Астору, — замялся тот.
— Как же так? Разве можно деревья рубать? Никак от вас этого не ждал! — возмущенно проговорил Гомза и демонстративно от него отвернулся.
Нисс тяжело вздохнул и тронул его за руку.
— Жизнь, малец, такая штука, что лучше не зарекаться. Я тебе обещаю, больше деревьев мы рубить не будем. Я перееду скоро. Не расстраивай Астора, я сам ему лучше скажу, потом… договорились? — Нисс выжидающе на него смотрел.
Гомза горестно вздохнул и кивнул головой. Это все из-за чертовой пятницы, думал он, поднимаясь по лестнице в спальню.
Глава 4. Весенние хлопоты
— Я внимательно тебя слушаю, Нисс.
Астор сидел в крохотной кухне осины, которая, должно быть, помнила его самого маленьким ливнасом с торчащим чубчиком непослушных волос.
Нисс хмуро посмотрел в маленькое грязное окошко, сбоку которого болталась замусоленная занавеска, завязанная большим узлом.
— Ну, в общем, что тут речи разводить… я продал осину Протту, — он с вызовом посмотрел на брата.
У Астора внутри все оборвалось.
— Ты с ума сошел! Да ты шутишь, наверное? — Астор вскочил со стула, опрокинув пустую бутылку из-под эля, и та медленно покатилась в угол.
— Какие уж тут шутки, — хмыкнул Нисс, скрестив руки на груди. — Это у нас Вурзель пошутить любит, он у нас от чересчур сытой жизни не знает чем себя занять, а мне, знаешь ли, не до этого.
Астор бессильно опустился на стул и расстегнул ворот рубашки.
— Ну и где ты будешь жить? — спросил Астор каким-то чужим, бесцветным голосом.
— Я завтра переезжаю к холмовикам, — Нисс прошелся по кухне, похрустывая рассыпанными крошками. — Буду жить недалеко от теплицы Протта, там же и работать буду. А холм у меня будет двухуровневый, — последнее слово он старательно выделил.
Астор опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. Бред какой-то! Да Нисс его просто разыгрывает! Такого просто не может быть! Осина, в которой он вырос, не может быть срублена и сожжена, как прошлогодняя листва. Он обвел глазами вокруг. Здесь все было до боли знакомо. Нисс, конечно, здорово запустил осину, но от этого она не перестала быть для него родной и любимой. Здесь Астор чувствовал себя маленьким мальчиком, и ему казалось, что вот-вот распахнется дверь и войдет мама с высушенным бельем в руках.
— Чай будешь? — Нисс, прихрамывая, подошел к печке.
Астор молча покачал головой, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
— Как ты мог… — глухо сказал он, с неприязнью посмотрев на брата.
Тот как будто только этого и ждал.
— Как мог? — вызывающе переспросил Нисс, с грохотом поставив чайник на печку. — А что, по- твоему мне оставалось делать? Ты давно уже ниже своих звезд ничего не видишь, братец, — ехидно добавил он, скривив рот. — Меня в нашем лесу никто всерьез не воспринимает! Подумаешь, продал гнилую корягу Протту, что из-за этого хай такой поднимать?
Он смахнул рукавом со стола крошки.
— А ты думал, я начну от радости вальсировать по комнате и разбрасывать из шляпы розы? С холмовиками ты себя чувствуешь гораздо увереннее, не так ли? — Астор почувствовал, что внутри него закипает бешеная злость. — Почему ты не поговорил со мной, не посоветовался?! — срывающимся голосом выкрикнул он, стукнув по столу кулаком с такой силой, что стоящая на нем жестяная кружка перевернулась, выплеснув остатки эля.
На кухне запахло как субботним вечером в харчевне 'Старая ель'.
