шлейфом порхали в воздухе сбитые семена одуванчиков.
— Вот, Марфутка, говорил я давеча бабке, что нечего холмовикам в нашем лесу делать — погляди, как его от нашего воздуха перекорежило всего. Эх, намаемся мы с ним, помяни мое слово, — проворчал он и тихо сплюнул в куст бузины.
Лемис подбежал к нему с выпученными глазами и схватил его за ворот телогрейки.
— К восточному обрыву… срочно! — с трудом выговорил он, сгибаясь пополам от быстрого бега.
Шишел спокойно снял его руку с ворота.
— Платить есть чем? — деловито поинтересовался он, разглядывая с интересом холмовика.
Тот молча протянул ему пригоршню кейдов, прерывисто дыша.
Леший неторопливо пересчитал монеты.
— Надо думать — без остановок? — спросил он, взяв в руки вожжи.
Лемис мотнул головой и полез в повозку. Леший хлестнул лошадь, и та помчалась вперед по тропе. Иногда Шишел поворачивал голову назад и поглядывал на холмовика, который нервно барабанил пальцами по скамейке повозки.
Не успела телега подъехать к обрыву, как Лемис выпрыгнул из нее и помчался к краю. Он обхватил руками сосну, нависшую над обрывом, и впился глазами в долину.
Долина, усыпанная холмиками, из которых тянулся дымок, стояла, как ни в чем не бывало, там протекала знакомая и привычная жизнь.
— Как же так? — Лемис ничего не понимал. — Долина на месте! — обрадовано крикнул он лешему.
Тот лишь покачал головой и протянул: — Да-а-а…
Потом, когда Лемис залез в повозку, повернулся и спросил.
— Надо думать — домой?
Парень часто закивал головой.
— Долина на месте! — радостно повторил он.
— А куды ж ей деваться? — спокойно сказал Шишел и стал набивать трубку. — Думается мне, ехать будем уже не так прытко? — спросил он, заломив шляпу набок.
Лемис радостно улыбнулся и ответил:
— Можно даже с остановками!
*** *** ***
Гомза неуверенно дернул колокольчик. Дверь тут же открылась. Бабушка Шимы и Зака поправила очки и приветливо ему улыбнулась.
— Гомза, заходи, дорогой! Сейчас я угощу тебя черничным пирогом!
— Нет-нет! Я только что поел! — Гомзе не терпелось взглянуть на меч Зака.
— Эй, Гомза, поднимайся сюда! — услышал он голос Шимы сверху.
Когда Гомза зашел в комнату, Шима предстала перед ним в довольно странном виде. На голове у нее болтались пучки трав, покрашенные оранжевой гуашью, глаза обведены ярко-зеленым карандашом, поверх платья красовалась комбинация в крупный цветочек, а ноги подкашивались в туфлях на высоких каблуках, куда при желании можно было поместить еще одну ее ногу.
— Ну, угадай, кто я? — Шима кокетливо ему улыбнулась, обнажив при этом зубы, перепачканные в красной помаде.
— Болотный вампир! — сходу брякнул Гомза и тут же пожалел о поспешности, увидев расстроенное лицо девочки.
— А на Ле Щину я совсем не похожа? — грустно спросила Шима, теребя в руках крашеную траву.
— Ну, если прямо смотреть — не очень, а сбоку похожа, — Гомза покосился на плакат 'Гнилого Ореха', занимавший полстены.
Шима вздохнула и стащила с головы траву.
— Зак что делает? — Гомза горел желанием поскорей его увидеть.
— Он переехал в комнату Олесс, натащил туда всякого барахла и теперь сидит целыми днями там. Может быть, хоть с тобой он меня туда пустит, — жалобно проскулила Шима и повела Гомзу к соседним дверям.
На двери висела грозная надпись: 'Без стука не входить! . Под надписью были наспех нарисованы два перекрещивающихся меча.
— Зак, это я! — Гомза осторожно постучал и прижал ухо к двери.
Дверь резко открылась и в ее проеме появилась голова Зака в старинном шлеме.
— Заходи! — он резко дернул Гомзу за руку, пристально изучив после этого пустой коридор. Гомзе казалось, он сейчас спросит: 'Слежки не было? . Шима сделала слабые попытки просочиться за Гомзой, но Зак захлопнул дверь у нее перед носом.
Гомза оглядел бывшую комнату Олесс, изменившуюся до неузнаваемости. Вместо кровати в углу стоял низкий топчан, накрытый выцветшим покрывалом. На стенах повсюду висели картины, изображавшие батальные сцены. В углу около окна он увидел двухметровый ствол спиленного дерева, на который крепился изорванный плакат.
- 'Осторожно — Черный Стрелок! — вслух прочел Гомза изрешеченные буквы на плакате. Над буквами чернел зловещий силуэт мрачного убийцы, весь искромсанный и помятый.
— Классно ты его! — с уважением протянул Гомза, поглядывая на клочки плаката, валяющиеся рядом.
Зак, довольный произведенным эффектом от его жилья, снял с головы шлем и небрежно бросил его на кресло. На лбу Зака остался четкий след от шлема, словно у него появились еще одни брови, делающие его лицо изумленно-комичным.
— Эти плакаты я нашел у отца в типографии. Помнишь, когда куча народа пропала, ими обклеивали западную окраину леса, — Зак поправил сплюснутую челку, кивнув в сторону большой кипы плакатов, валяющихся за креслом.
— Сам придумал? — Гомза с восхищением посмотрел на друга.
— Я тут узнал, что если меч сто раз в день бросать во врага, то, где-то через месяц, рукоятка у меча побелеет, — раздувшись от важности, сказал Зак.
— Вот это, да! — только и смог ответить Гомза.
Даже самый маленький ливнас знал, что когда воин победит своего врага, то рукоятка его меча станет белее снега. А меч с белой рукояткой по своей силе равен тысячи мечам с обычной ручкой.
— Я уже недели две бросаю, — похвастался Зак.
На Заке болтались старые военные штаны, должно быть, его деда, а сверху надета рубашка с погонами древесников западного округа прошлого века. Рубашку ему сшила Хильдана на праздник Большого дерева два года назад, и было видно по угрожающе натянутым пуговицам, что Зак из нее вырос.
'У Эйче сегодня костюмированный бал', - пронеслось в голове у Гомзы. Но вся его ирония пропала при виде сверкающего меча, аккуратно лежавшего на льняной салфеточке, на середине стола.
— Можно подержать? — с придыханием спросил он Зака.
Тот молча кивнул.
Гомза осторожно взял в руки меч, почувствовав прохладный металл его клинка, который вызвал дрожь во всем его теле. Настоящий меч Ингедиаль! Это оружие было в руках самого короля, а теперь он, маленький ничтожный древесник, тоже может к нему прикоснуться.
— Ты видел мой топчан? Я прочел недавно в книге, что воины часто спали под открытым небом, ты представляешь? Конечно, это не чисто поле, — Зак пнул ногой топчан, — но и не кровать с балдахинами, что стояла тут.
Он деловито прохаживался по комнате, потирая руки и озираясь по сторонам.
— Завтра опять полезу на чердак, может, повезет, откопаю что-нибудь.
— А можно, я с тобой? — вырвалось у Гомзы помимо его воли.
— Извини, друг, не могу. Если я тебя с собой возьму, то и Шиму брать придется. А женщина в таком деле… — тут Зак поморщился, словно пытался вспомнить какую-то книжную фразу. — В общем, дело
