а так как я вам не аскет,хлеб есть первейшая забота.Стихи, понятно, подождут.Ценителей найдут в Париже.Два вида есть труда, но трудфизический мне как-то ближе.Читатель уходит. Поэт и редактор, не сговариваясь, идут следом. Пить кофе. Шторы по- прежнему раздвинуты.29 октябряАРБАТАрбат — в художниках, как в птицах. Грачиный ветреный Монмартр. И я тону во встречных лицах, я продираюсь через март. Вновь радуюсь весенней влаге, омывшей исполинский зонт, тому, что вороха бумаги закрыли серый горизонт. О, как белеет обреченно души святая нагота, пока не ляжет уголь черный поверх бумажного листа. Художник сотню раз проверит свой добродушный глазомер, попросит, может, сесть правее, мольберт подвинет, например. Друзья, да здравствует искусство! Я здесь бродить часами рад, и солнце как большую люстру на небо вывесил Арбат.29 октябряШАРМАНКАНе предугадать зараневстреч пасьянсный произвол…Круглый стол воспоминаний,времени колючий ствол.Лихорадит перебранкагуб и сердца, ног и рук,и волочит звук шарманка,западает где-то звук.Только слышу — снег и сани,звезд дырявый частокол,круглый стол воспоминаний,времени колючий ствол.29 октябряЧЕРНОВИККак хорошо, что ты возник, мой современник, мой двойник, дневник, обычная тетрадь, куда так славно записать заметы сердца, крик души, где все сравненья хороши, где будит совести укол мечтаний детских ореол… Я вспомнил: мне 13 лет. Жизнь между Да и резким Нет. Что выбрал я, что произнес, быть может, и в дневник занес? Я говорю: себя проверь и загляни в тот миг теперь. Ты можешь сам себя спасти и верным курсом повести… Но что тогда ты понимал, свой выбор ты не записал, и не узнают никогда, что жгло и мучило тогда. И только в памяти своей хранишь ты ветер давних дней. Тогда зачем тебе дневник, где не записан этот крик? Быть может, лучше разорвать неполноценную тетрадь? А, может, я не поспешу и этот диалог впишу, весь долгий разговор с судьбой, как бы победу над собой, чтоб через годы вновь возник нелегкой жизни черновик.29 октябряМЕД ВОСПОМИНАНИЙНе помню, где читал я ране… Мой плагиат не нарочит… О, сладкий мед воспоминаний, как он невидимо горчит! Друзей фигуры, стены зданий… Так воздух над костром слоист… О, тонкий лед воспоминаний, где сон легчайший фигурист! Не каждый сможет на экране крутить бессонное кино… О, страшный грот воспоминаний, где так безжалостно темно! И каждая песчинка ранит, как льдинки кожу в январе… О, бедный крот воспоминаний, что видел ты в своей норе? Наощупь двигаться легко ли, касанья память коротка… Нужны глаза — вобрать левкои, слова мертвы — без языка… О, сладкий мед воспоминаний!..29 октябряВ ПРЕДЧУВСТВИИ ЧУДАТы считаешь, что это — причуда,что я занят нелепой игрой…Я живу в ожидании чуда,и оно происходит порой.Начинается дождь или вьюга,солнце всходит, мрачнеет гроза…Я уверен, что встречу я другаи взгляну без утайки в глаза.Снег пойдет, разобьется посуда,будет холод, а может быть, зной…Я все время в предчувствии чуда,и оно происходит со мной.29 октябряПЕТЕРБУРГСКАЯ ЭЛЕГИЯВ Петербурге бывал очень редко, а все же копил впечатленья, оглохший от пушки, стреляющей в полдень… А спроси сам себя, что ты больше на свете любил: ночь ли белую, день ли, что горечью черной наполнен? Ты спешил и не мог отдышаться от бега трусцой, семенил по брусчатке диковинного терренкура, мог ли думать, что здесь, словно роза в глухой мезозой, расцветет небывало бобцоевская культура? Будет бабочка, к свету стремясь, биться о козырек маяка, будет мост разведенный сводиться рукопожатьем, а когда ты уедешь, то странное чувство — тоска вдруг подскажет, как женщины с ходу под поезд ложатся. Что ты вспомнишь потом: Эрмитаж или Русский музей, Невский в бликах витрин или строгий Васильевский остров? Ты здесь шел наугад, ты не предал старинных друзей, много новых обрел, а ведь в возрасте это непросто. Возвращайся сюда, не жалея ни денег, ни сил, ты же бросил, прощаясь, монетку в балтийские
