Иглы мглы

Рябины, русские рябины,
темнеют ягоды-рябины,
морщины на кору легли…
Какую боль перенесли?
С чего вы сделались рябыми?
Мне вспоминаются рабыни
(родных татары порубили,
селения дотла спалили,
деревья древние спилили),
их участь: смерть или полон…
Тот запах стоптанной полыни
и дальний колокольный звон
дошли ко мне сквозь рвы времен…
Золу и кровь с землей смешали,
и с той поры по всей Руси
деревья новые росли.
Их ягоды алели горько
как кровь людей,
как кровь земли,
рябинами их нарекли!
Золу и кровь с землей смешали,
а люди русские мужали…
Опять к сохе тянулись руки,
да в пашни сеялось зерно…
О, Русь!
Тебе поклон земной
за все страдания и муки.
Я — сын твой,
перст твоей руки,
слезинка малая во взоре,
дай радость мне вложить, и горе,
и боль в размер моей строки!
Мне важно быть, а не казаться,
мне нужно одного — касаться
твоих людей,
твоих полей
и глубины души твоей.
Пускай мои слова и строки
берут в истории истоки…
Над пепелищем тает дым,
и веет горьким и родным.

1964

ПЕРЕСВЕТ И ЧЕЛУБЕЙ

Вздыблены кони в отчаянной пляске,
зябко блестят золоченые пряжки,
шлемы, кольчуги, щиты, стремена
холод на вечные времена!
Высох наколотый ловко на пику
ханский любимец, не выплюнув гика;
сросся с седлом, прикипев к стременам,
кряжистый, жилистый русский монах.
Ратники ждут: чьей победе пробить?
Быть под татарами русским — не быть?
Ждут, задыхаясь; устали сердца…
Нет у начавшейся схватки конца!
Вечная схватка — как вечная слава
спасшему Русь от полона и срама!

. . . . . . . . . . . . . . .
Кладбищем нивы зеленые стали,
кладбищем рабства, стершейся стали,
тел человеческих разных религий…
Стали одною из русских реликвий!
Памятник лучший — память людская.
Чтобы, младенца любовно лаская,
пела о подвигах прадедов мать
вечно двум всадникам копья ломать,
каменных пальцев вовек не разжать,
их жеребцам вечно рваться и ржать!

1964

ВОЛХВЫ В ЦЕРКВИ УСПЕНИЯ НА ВОЛОТОВЕ

Леониду Мартынову

Кони, кони, какие кони!
Вы скрываетесь от погони
по дорогам, болотам, мхам…
Знать, случайно попали в храм?
Как вам там?
Кони — крупно
литые крупы,
мышцы тверже стальных пружин.
Крикнуть хочется: побежим!
Рухнут мартовские рубежи
и ворвутся, черны и четки,
ослепительные следы,
раскатившиеся, как четки,
на полу, голубей воды…
Чьи-то мысли во мне воскресали,
точно искры взрывали кресало;
мысли предков моих — славян,
возводивших чудесный храм…