брешет. Она их пропасть сколько знает... Ты слушай, Чижикова! Ты не спи?
Но дремучий сонный лес уже обступил Дину со всех сторон, спокойный и тихий. Только чуть слышно журчал где-то над самым ухом ласковый лесной ручеек, рассказывая что-то взволнованным шепотом.
- Проснулась, да? Ну и дрыхнешь же ты!
Стоя на нижней ступеньке лесенки, Маринка заглядывала на печку. Ее большие зеленоватые, русалочьи глаза смотрели на Дину участливо.
- А мы тебя тут поджарили. Я Сашке говорю: 'Давай хлеб в пекарне возьмем', а она: 'Тесто куда денем? Сырым съешь?' Вот и поджарили. Зажарилась, да?
- Ничего, - ответила Дина, выбираясь из-под одеяла.
Печка дышала жаром, рубашка прилипла к взмокшей спине. В кухне было светло, вовсю светило солнце.
- Ой, мокрая вся! - Маринка шершавой ладошкой провела по Дининой щеке. - Купаться пойдешь? Я тебя до речки провожу и сама скупнусь. Ладно?
- Ладно.
Маринка соскочила с лесенки и на одной ноге, держа больную на весу, допрыгала до табуретки, села.
- Перевяжи, а? А то прошлый раз мне мама перевязывала, да она у нас в район за лекарствами уехала. А Сашке я не дамся.
- Сейчас.
Дина слезла с печки, натянула на себя платье и, опустившись на колени возле Маринки, принялась перебинтовывать ей ногу.
Маринка вздохнула, еще раз дотронулась ладошкой до Дининого лица и сказала:
- Ты не беспокойся. Папа все выяснит. Он все знает. Вот приедет и выяснит. А Сашку ты не слушай. Мы сейчас купаться пойдем, а потом обедать. А потом я тебя к нашим огуречным девчонкам поведу. А завтрак ты проспала, соня.
- Я не спала, - сказала Дина, - я просыпалась. Я даже слыхала, как вы за завтраком беспокоились о Барбансоне. И чего он вам дался, этот Барбансон!
- Еще как дался! - пожаловалась Маринка. - Он сумасшедший. Он может что-нибудь учудить по дороге. Барбансоном-то его из-за дедушки назвали, а у него от дедушки-то ничего и не осталось - ни породы, ни характера. Дедушка-то у него спокойный был. - Маринка вздохнула. - А уж с бугра-то он обязательно понесет.
- С какого бугра? - тихо спросила Дина.
- А с того самого, где я тебя встретила. Его давно надо было срыть, он же на самой дороге. Да раньше не догадались, наверно, да и села никакого тут не было. А теперь уж нельзя. Теперь там памятник.
- А я знаю, кто там, - вдруг вырвалось у Дины, и губы у нее пересохли.
- Кто?..
- Прорвался, - глухо сказала Дина.
Маринка сейчас же ухватилась за больную ногу и тоненько взвыла.
- Ой-ой-ой! Зачем же ты его прорвала? Я купаться хотела!
- С нарывом не купаются.
- А я хотела! А я буду! У нас в речке вода чистая! Как в колодце.
- А у нас в Брыковке нет речки, - задумчиво сказала Дина, - у нас пруд. Искупаешься в нем, а потом приходится со спины мазутные пятна отмывать.
Дина сейчас же пожалела, что сказала это, потому что Маринка до краев наполнилась презрением к Брыковке.
- А у нас тоже пруд есть! Только у нас чисто-чисто! Прозрачно-прозрачно! Идем, я тебе и пруд покажу!
- Постой. Дай ногу, покрепче перевяжу. Засоришь.
- А, заживет, - махнула рукой Маринка, - не первый!
Она схватила Дину за руку и потащила на улицу. За калиткой поджидала их целая орава девчонок - босых, загорелых, с разгоревшимися от любопытства глазами. Все разом уставились на Дину.
- Вот они, огуречники! - гордо представила их Дине Маринка. - Мы на малину просились, да нас не пустили. 'Саранча', - говорят.
'Саранча' засмущалась.
- Идем! Идем! - воскликнула Маринка. - Там у нас купальное место есть у мостика.
- Я не пойду туда, - сказала Дина.
Она не смотрела ни на речку, ни на зеленеющие за ней сады, ни на лес, ни на огуречных девчонок. Она смотрела, и ей хотелось смотреть только туда - на дорогу, ведущую к холму с деревянным обелиском.
- Так у нас нету другого места! У нас тут кругом глубоко!
- Глубоко! - подтвердила 'саранча'.
- Вот я и искупаюсь, где глубоко.
- А там не купаются.
- А я искупаюсь.
- Ой, да там же не купаются!
Дина высвободила свою руку из цепких Маринкиных пальцев и пошла по дороге в сторону холма. Маринка от нее не отстала. Пошла рядом, подпрыгивая, как воробей, то и дело придерживая больную ногу за колено. Ее маленькие смуглые пальцы на босой ноге были похожи на крошечные картофелинки, которые попадаются иногда в земле, когда копаешь картошку на огороде в Брыковке. Огуречная команда двинулась за Маринкой.
- Прорвался, а болит! - заговорила Маринка сердито. - А я тебе сад хотела показать. Через мостик бы перешли - и в сад! У нас сады хорошие.
Внезапно Маринка ойкнула, резко повернулась и, припадая на больную ногу, побежала к речке.
- Барбансон! - крикнула она. - Вон! На бугре! Барбансон выполз!
И она на ходу стала стягивать с себя сарафан.
- Куда же ты?
- Купаться, - ответила Маринка, - а то если не скупнусь, он меня уже потом не пустит! Пока не заживет. Уж я знаю! Он такой, папка!
И она с разбегу бухнулась в речку. Подбежали огуречные девчонки и следом за ней с визгом и гамом стали плюхаться в воду.
Дина тоже увидела Барбансона. Гнедой сильный жеребец торопливой рысью спускался с бугра.
- Вылезай! - беспомощно крикнула Дина.
- Ага! Сейчас! - ответила ей 'Маринка и нырнула под воду.
- Вылезай же! Слышишь? - снова крикнула Дина.
Ей вдруг стало страшно остаться один на один с человеком, который знал Ивана Чижикова. А человек этот был уже совсем рядом - Барбансон уже спустился с бугра.
- Вылезай же!
- Ага! - ответила Маринка. - Я сейчас нырну, а ты крикни что-нибудь. Я проверю, хорошо ли под водой слышно. - И она снова нырнула.
Тогда Дина стянула с себя платье и тоже бухнулась в речку. 'Зря, ой как зря?' - подумала она, когда ледяные струи коснулись ее тела. Она нырнула в прозрачную глубину. Дно речки было ровным, песчаным. Большие темные раковины лежали в песке. Кажется, что-то учили про них в школе. Мелкие рыбешки, почти мальки, прозрачные и хрупкие, суетились перед глазами.
- ...а-ай! - донесся до нее приглушенный слоем воды крик.
- Выныривай! - кричала Маринка.
Дина вынырнула.
Опасность миновала - Барбансон уже выбрался на Маринкину улицу.
