я еду в отдельном купе - в чем дело? Так-то оно ничего, но за стенкой в мой адрес кричат: 'Чо там, мент?' И это коробило и пугало меня, жулика.
Едем пять суток. Степи, реки, предгорья, вонь, селедка, порцайка сахара, жара. Все тело болит от голой полки.
Прибываем в Свердловск. Собаки рычат, наручники лязгают, менты смеются. У меня - отдельная камера в 'воронке'. Везут с железнодорожного вокзала на 'вокзал' тюремный. На 'вокзале' сортировка по крохотным боксикам, похожим на гнутые карцера, наподобие тех, что еще остались для показа туристам в упраздненной ныне страшной Тобольской тюрьме. Руки немеют, ноги мозжат. Вентиляции никакой, металлические двери закрыты. Там ты можешь вьюном прокрутиться и час, и два, и пол-суток. Система подавления личности действует. И в чем-то это похоже на своеобразное проявление гуманности: после всего такого кой-кому тюремная камера и нары покажутся лежаком на морском побережье.
Но вот о тебе вспомнили.
В Свердловской пересылочной тюрьме в приличной камере № 59 ларчик открылся. Он, как водится, открывался просто. Мне говорят обитатели:
- О-о! Нашего полку прибыло!
Я интересуюсь: что, мол, за полк?
Мне:
- Ты откуда?
Я:
- Из Москвы.
- Из какого райотдела?
О це да! У пытливого человека возникает вопрос: как же случилось удостоиться такого?
8
А случилось это, как я позже выяснил, потому, что в моем деле было написано 'б/с' - бывший сотрудник. Знающий человек снова удивится и не поверит: как же, мол, так? Каким же макаром он попал в бээсы? А так. Сработало найденное у меня в кармане при аресте удостоверение внештатного сотрудника милиции. По тем временам оно значило почти то же самое, что сейчас, например, помощник депутата. Внештатное сотрудничество с правоохранительными, мягко говоря, органами в любом солидном и сильном государстве - явление едва ли не массовое.
В СССР, если кто помнит, в эти времена были и народные дружины, и БСМ - бригады содействия милиции, и оперативные отряды, действовавшие, как опричники. Так вот внештатный сотрудник - ступенькой выше. Менты в камере хохотали, когда я показывал им приговор. И оказывается, что я шел этапом в спецлагерь УЩ-349/13. Это единственная ментовская зона - специальный контингент - и расположена она в городе Нижнем Тагиле, в двухстахпятидесяти километрах от Свердловска. Зона работала по заказам Челябинского тракторного завода. Кстати, Челябинск находится недалеко от Нижнего Тагила и органически связан с экономикой последнего. К слову скажу, что 'челяба' это болото. С местного диалекта можно перевести название города как Болотинск. Потом, когда я увидел, как от химии и радиации чахнут там люди, то и если б его переименовали в Гнилоболотинск - я б не удивился. По телевиденью теперь часто говорят о том, как в тех гиблых местах от радиации и химических захоронений народ мрет, как вошь в 'прожарке'.
Так вот. В Нижнем Тагиле три зоны - одна строгого режима, одна женская и вышеупомянутая 'ментовская'. По сибирским меркам расстояний - это рядом. Здесь при мне уже сидел за взятки некий Выборнов - председатель Московского областного суда. Он с выражением высокомерия на лице, но все же помогал мне с освоением азов юриспруденции.
...Вся его тумбочка и подоконник были завалены специальной литературой. И ютился-то он как-то бочком, в проходе. Словно показывал всем остальным, что ни на что не претендует. Я, де, здесь - временный и несправедливо обиженный человек.
Но московские менты рассказывали, как часами просиживали у него в приемной, чтобы получить какую-нибудь пустячную подпись в документе. А когда попадали в кабинет Выборнова, то видели длинный- предлинный дубовый стол под зеленым сукном. И в дальнем конце сукна - напыщенного, розовощекого человека. Он, не подымая глаз от бумаг, спрашивал, кто и по какому вопросу пожаловал. Можно понять, этимологию слова 'суконец'. А слева от суконца эти менты видели большую зеленую лампу, как в рабочем кабинете Сталина.
Позже, уже когда я освободился, подсел в наш барак известный всем зять Леонида Брежнева - Юрий Чурбанов.
Там внутри зоны находился и лагерь особого режима, где в гальванических цехах погибала в полном составе вся прокуратура Киргизской ССР во главе с Генеральным прокурором. Позже, работая у хозяина инженером и имея право свободного перемещения внутри зоны, я заходил к ним с едой под полою куртки. Это были страдальцы, работающие по щиколотки в ледяной воде, среди ядовитых испарений. Тут тянули срока весьма и весьма колоритные личности - так называемые 'оборотни'.
9
Скажу сразу, что уголовная среда мне не близка. Более того, она мне отвратительна, как нечто гнилостное. Не зря же говорят: не верь жиду крещеному и вору прощеному. В массе своей она, эта среда, состоит из сломленных и от того подлых людей. В чем я убежден на сто процентов, так в том, что сломленный даже по невидимой глазу черте человек - подл и ненадежен. Я не прокурор и не судья им, но, мягко, говоря, мне больше по душе преступники-интеллектуалы.
И если учесть, что простые менты в колонии и тюрьмы не попадали, то вы поймете мой человеческий интерес к той среде, в которую я попал вдруг в ИТК-13. Уже когда везли туда, то резко контрастным стало отношение конвоя к осужденным. Было похоже, что брат конвоирует брата. Конвой дает тебе натурального чайку: где-то 'индюшник'30 достали, заварили. И селедка не так солона, и хлеб к потолку не прилипает. Итак, мне хочется познакомить пытливого читателя с этой зоной. И с так называемым спецконтингентом ее.
Глава восьмая.
Контингент
1
Знаменитая ныне на весь мир нижнетагильская зона усиленного режима понятие знаковое для того, в чьем сознании еще не распалась связь времен, и кто умеет мыслить диалектически. Да, там сидели менты, но менты бывают всякие. Кто-то из них говорил мне, что кончаешь юридический факультет и идешь в милицию приличным человеком. Начинаешь своеобразный 'курс молодого бойца' с изучения 'фени'. 'Феня' выразительна и забавна, заманчива своей иностранностью и некой циничной упрощенностью. Чуть позже, уже соприкасаясь вплотную с уголовным миром, который грубей, бессердечней, жестче и грязней всех твоих былых представлений о нем, а с другой стороны, с проделками высоких государственных мужей, - ты сам становишься зверем. Иначе сердце не вынесет. А потому - долой сердце.
Это были 'государевы люди', которые, мягко говоря, проштрафились, но жили в этой зоне по той же иерархии, что и прежде на воле.
Карьера закончена - забудьте. Они испытывают что-то похожее на облегчение от тяжкой ноши и становятся ближе к определенной Господом каждой своей твари сути. Все ментовское с них свалилось, как кальсоны с молодожена. И там я прошел настоящую академию, господа, поскольку умел и любил учиться.
2
Первое, что я отметил, придя в эту колонию это порядок: выдали приличное постельное белье и в карантин. А свои шмотки сдаешь в общую каптерку и получаешь опись, затем выдают две пары фланелевых портянок, кирзачи или ботинки - по сезону, бушлат, черную робу х/б. Заключает перечень кепка-'пидорка', как у солдата Швейка. И ты, как новая копейка, звонко катишь в зону.
Там тебя помыли, постригли заново под 'нуль' и целую неделю ты отдыхаешь под надзором врачей. Они выявляют общее состояние твоего пошатнувшегося, и без того небогатырского, здоровья. Они проводят анамнез и заводят на каждого медицинскую карточку. Каково?
Люди год, а то и два шли по этапу, чтобы оценить эти доступные каждому вольному блага... Они видят небо. Им светит солнце. Их бледные пастозные лица розовеют каким-то робким светом. Потом ты идешь в
