И тут накатило смутное, неприятное подозрение: «Кто-то за мной наблюдает. Ждет, что я сейчас выкину».
Мысль была неприятна Степану. Он даже подумал: «А вдруг все это и вправду шоферский сон?»
Бывало, в душной кабине его мучили кошмары, но стоило остановиться – слегка проветрить машину, как ночные наваждения исчезали. Может быть, и сейчас Николай по-прежнему ведет фуру и скоро, притормозив на ближайшей заправке, привычно откроет дверцу, выпрыгнет на шоссе и впустит свежий ночной воздух леса. Глядишь, все закончится…
Он ждал пробуждения, но тщетно.
Только тьма, только ночь и пустая, вымершая дорога. Где-то совсем рядом, за кучей травы, у деревьев лениво хрустнула ветка, водитель инстинктивно обернулся… Но там никого не было.
«Может, туда сходить?» – подумал Степан, взглянув на другую сторону дороги, но будто кто-то внушил ему ответ – делать этого не стоит ни в коем случае, лучше замереть и подождать.
И тут он отчетливо увидел, как на фоне дерева проявился высокий силуэт. Голова существа повернулась в профиль, затем анфас, вспыхнули на секунду два пылающих глаза и… Силуэт слился с деревьями, с тьмой, с высокой гривой травы и осоки.
Все напоминало детский дремучий страх, пережитый когда-то в темной комнате, безликий ужас. Нарастая, он превращался в гремучий колотун.
Внезапно оцепенение прошло, Степан залез в кабину, закрыл дверь и разыскал мобильник. Номер набрал сразу, но вместо сигнала услышал монотонное шипение, как это обычно бывает, когда фильм окончен и титры уже прошли, но запись на черном фоне еще продолжается.
Он набрал еще раз – раздались обнадеживающие гудки, но механический голос предупредил: «Набранный вами номер не существует». И роуминг опять провалился в шипящую пустоту.
Степан включил приемник, попытался поймать хоть какую-то станцию, но и в динамиках шелестел тот же бессмысленный шум.
Шофер вынул фонарик и осветил кусок обочины с кюветом…
Ему удалось разглядеть примятую траву!
«Как же я раньше-то ее не заметил?» – подумал он.
В 85-м Степан служил в погранвойсках на Дальнем Востоке. Там и наловчился распутывать вязь человечьих и звериных следов, понимать, нагруженным ли шел нарушитель и как далеко он мог улизнуть…
Сменщик схватил монтировку и двинулся к лесу по едва различимой, но явно свежей тропе. Под ногами рассыпались трухлявые пни, проминалась мшистая подстилка, хрустели стебли болиголова и дурмана. Несколько раз обволакивала лицо липкая паутина с телами дохлых мух.
Идти пришлось минут десять, пока наконец между деревьями не возникла большая поляна.
Но тревожное ощущение не покидало. Он знал эту тревогу. Вот так, как и сейчас, в опасные минуты в голове возникал короткий, похожий на гитарную струну «до» звук.
На поляне не было ничего, кроме лопухов. Часть листьев была примята в форме большого круга и странновато светилась, будто кто-то вылил тут флюорисцентную краску. В заколдованном круге и обрывались следы напарника – и кого-то еще, кто шел с ним.
Но кто это мог быть? И зачем им понадобилось красить и приминать траву?
«Чертовщина какая-то», – подумал шофер.
Стоя в центре этого круга, Степан почувствовал, как им вновь овладевает беспричинный ужас, и вдруг, сорвавшись с места, он понесся обратно к машине, инстинктивно чувствуя, что спасение может быть только в кабине.
Шофер резко включил зажигание – машина будто только и ждала этого мига и, резво сорвавшись с места, ринулась в самую глубь ночи.
Степан вглядывался с темную муть за лобовым стеклом, пытаясь увидеть привычные приметы жилья, чтоб понять, где он находится, а там уже связаться с милицией, так как с приятелем случилось явно что-то нехорошее.
– Эх, Колька, Колька! – беспрестанно повторял сменщик.
Ни фонарей, ни бензоколонок ему так и не встретилось.
Он нервничал и вновь попытался найти радиостанцию. Напрасно: в динамиках по-прежнему стоял бессмысленный треск.
Но вдруг будто чиркнул перед глазами разряд или вспышка, радио, оживившись, заявило: «Всю эту неделю наша планета находится во власти сильных магнитных бурь, вызванных вспышками на Солнце.
По прогнозам российской службы космической погоды, пик солнечного тайфуна ожидается в среду, а стихнет он только к выходным. Говорят, что такие сильные бури случаются не чаще, чем раз в десять лет. Но людям, страдающим сердечно-сосудистыми заболеваниями, а также заболеваниями органов дыхания, от этого не легче…»
Степан кисло улыбнулся и опять набрал по мобильнику номер сменщика и услышал обнадеживающий гудок…
Но звонок прозвучал здесь же, в кабине! Николай оставил мобильник в кармане кожаной куртки, висевшей у двери. Тут Степан заметил, что рядом с курткой висит тряпичная сумочка защитного цвета с портретом Че Гевары.
– Ну, точно, баба, – догадался сменщик с раздраженным облегчением.
Степан притормозил. Подумав, расстегнул сумочку и сразу между маникюрным набором и косметичкой увидел паспорт. Открыл документ и прочел: Лазарева Ольга Владимировна…
«Черт знает что! Исчез с какой-то бабой. Сволота!»
2
На кладбище заперли ворота, однако дневной сторож в тот вечер уходить не спешил. Он предложил ночному – Бирюшкину – перекусить и хряпнуть за смену вахты. Тот согласился, и когда они уже уминали селедку, напарник механически включил стоявший тут же на самодельном столике, застеленном клеенкой с незатейливым рисунком со звездочками, старенький приемничек марки «ВЕФ».
Строжка была маленькая, построенная из железнодорожных шпал. Изнутри ее не от души покрасили светло-голубой масляной краской, да и та уже стала пузыриться, отставать от стен. Низкое квадратное оконце, больше похожее на глазок фронтового блиндажа, украшали гирлянды липучек с мухами да тряпичные замусоленные занавески. Криво висящий прошлогодний календарь веселил озорными китайскими котятами, смотревшими свысока на усевшихся за столиком сторожей.
По радио сообщили, что под Пятую симфонию Бетховена любой корм усваивается лучше, а потом стали предупреждать сердечников о магнитных бурях и о том, что скоро и над Уралом жители смогут увидеть даже северное сияние.
– Вот, будем как чукчи сидеть и в окно смотреть на чудеса природы, – сказал Рябчук Бирюшкину.
– Да чепуха это все! – махнул рукой тот. – Ничего не будет, все это досужая болтовня. Народ надо чем- то оглупить, вот эту дребедень и пускают по радио. Чешут и чешут языками. Час, два посмотришь телевизор или радио крутанешь и просто болваном делаешься. Прикинь – подбирают такие звуки, чтоб просто разложить ум человека. Дикие скрежеты разрушают возможность мыслить. И все прямо в подкорку засовывают – моя нервная система не выдерживает таких стрессовых нагрузок! На ногах появляется короста, сыпь какая-то. Я-то свою физиологию знаю. Приходится пить. На-ка и ты траванись.
Бирюшкин протянул Рябчуку бутылку и продолжал:
– Только так я могу со своей расшатанной нервной системой существовать. Психология моя ни к чему такому не готова. Это я тебе не из носа выковыриваю. Говорю, что есть. Газеты уже об том не раз писали, не два… В общем, не хочу я на это тратить свои мысли. У меня голова для другого приспособлена.
– А что с Бертой случилось? Кто собаку убил? Не нашли? – спросил Рябчук.
– Иди найди. Если б знал, сам бы прибил. Но, видать, это мужик не простой, хитрый. Если это, конечно, человек, – ответил ночной сторож.
– А кто?
– Ты ведь, мужик, ночи где – дома проводишь? Вот, а я здесь. Знаешь, последние ночи тут, над кладбищем, какая дрына кружит? – пояснил Бирюшкин.
– Что за дрына?
