свет ушел по делам и теперь звонил Татьяне. Она унесла аппарат на кухню, чтобы не разбудить меня, но я уже все равно проснулась. И поплелась к Таньке.
— Как спалось?
Было видно, что подруга чувствует себя на этой кухне, как у себя дома. Видимо, до обращения к мулле этим двум людям осталось совсем немного.
Кухня, как и вся квартира, оказалась довольно большой, что никак не соответствовало моим представлениям о жизни ментов, почерпнутых из детективных романов.
— Твой Андрюша, смотрю, человек обеспеченный. У одного — двухкомнатная квартира.
На мне все ещё сказывалось совковое воспитание — не больше девяти квадратных метров на одного. Эту норму, возможно, обоснуют наши правнуки.
Но Танька моему вопросу не удивилась.
— У них здесь большая семья жила. Брат и сестра разъехались по разным городам, отец давно умер, а мать, прежде чем уйти на тот свет, пролежала парализованной пятнадцать лет.
— А жена? Он был женат?
— Нет. Андрей считал, что не имеет права взваливать подобное бремя на какую-нибудь женщину.
— Но теперь-то ничего не мешает привести в эту квартиру женщину. Ту, которую он хотел бы иметь своей женой. Тебе неясно, кто эта женщина?
— Он говорил мне об этом.
— И чего ты тянешь?
— Наверное, я в разведенках засиделась. Зауксилась, как молодое вино.
— Это о девушках так говорят. А вы себе льстите, мадам! Не зауксилась, а закуксилась. Зато меня учить — тебя хлебом не корми! Все проповедовала про то, что настоящих мужиков надо ценить. Что же, Громышев к таковым не относится?
— Решетняк! Чего ты ко мне пристала? Не терпится меня замуж выдать?
— Не терпится. Тебе давно пора иметь детей. Да и Андрюше тоже.
— Белла, как человек, который старше тебя…
— Ага, на сорок шесть дней.
— Вот именно, ты ещё в мокрых пеленках лежала, а я уже пешком под стол ходила…
Это наша обычная разминка. Так мы с Танькой спорили ещё в институте.
— Неважно, кто старше, важно, кто умнее.
— И по великому уму ты в девятнадцать лет родила?
— Зато я уже и думать забыла о горшках, пеленках — о том, что тебе только предстоит!
— Ладно, нашли тему для разговора. Лучше скажи мне, чем ты собираешься заняться? — наконец посерьезнела Татьяна.
— Мне нужно пересчитать деньги. Отделить ту часть, которая причитается бухгалтерии совхоза. Потом то, что нужно отдать семье Саше. И нам с Артемом то, что останется…
— Хорошо, — согласилась Танька, — я тебе помогу. Вот только на работу звякну, что задерживаюсь… Да, я все никак тебе не расскажу главную новость. Андрей звонил в тот город, куда вы возили клубнику. Нет у них никакого трупа!.. То есть, трупы, наверное, есть, но свеженького, с дыркой во лбу, увы…
— Как так, нет?
— А ты хотела, чтобы был? Тогда извини, что я тебя разочаровала… Андрей сказал, что насчет выстрела в лоб, скорее всего, идея того самого Рафика… С другой стороны, как он мог знать, что ты встретишься с кем-нибудь из его людей?
— Гадай, не гадай, а труп вполне ещё может всплыть. Уазик сказал, что они его в лесополосе оставили.
— Ты прямо мазохистка какая-то! — рассердилась Танька. — Не понимаешь, чем для тебя могут обернуться эти шуточки?
— Шуточки? Может, и насчет раны Артема я пошутила?!
— Насчет раны Артема Андрей тоже выяснил, — понизила голос подруга. — Действительно, он потерял много крови. Но пулю ему вынули, и за жизнь раненого больше не опасаются. Скажу больше: он пришел в себя.
— Слава богу!
Я кинулась к Татьяне и стала её целовать.
— А меня-то за что? Скажи спасибо орловским медикам… Ну что, будем мы считать деньги или нет?
Я уже взялась за свой новый рюкзачок, чтобы одним движением перевернуть его — Татьяна настелила на полу газеты и предложила складывать деньги на них — как вдруг вспомнила, что у меня в сумке пистолет бандита, которого я называла теперь Уазиком. О нем я подруге не обмолвилась, намереваясь и дальше про оружие молчать. Кто знает, на что пойдет Танька из лучших побуждений. А мы с Артемом в своей истории ещё не поставили точку…
Потому я вынула из рюкзачка пачки денег и нарочито небрежно отбросила его в сторону.
— А что это у тебя там бомкнуло? — поинтересовалась Танька.
— Да так, балончик с дезодорантом, — сказала я и на всякий случай продемонстрировала его.
— Показалось, что-то тяжелое, — проговорила она.
Я дала посмотреть ей наружное дно рюкзачка, обитое металлическими уголками. Ты посмотри, как на неё действует знакомство с ментом! Старой подруге не верит!
Наверное, Танька почувствовала происшедшую во мне перемену, к которой я сама ещё только привыкала. Но вот этого, кроме меня, ещё никто не знал. Я вновь, как в юности, влюбилась в него. В собственного мужа!
Куда-то ушли мои обиды на Артема. Появилось понимание. И желание бороться за свою семью, как ни патетически это звучит.
С кем бороться? С самой собой. С матерью. Думаю, это я виновата в том, что в последнее время она усилила нажим на меня. Она почувствовала во мне неуверенность, слабину, о чем теперь не могло быть и речи.
Держись, мой раненый герой! Твоя жена закончит наши общие дела и приедет к тебе, чтобы выходить до полного выздоровления…
Эк, я загнула! Можно подумать, Артем станет возражать.
Я поднялась с пола, по которому были разложены кучки денег, без особого пиетета перешагнула через них и направилась к телефону, на ходу напомнив Таньке:
— Наш долг тебе не забудь забрать.
Подруга так увлеклась пересчетом денег, что на мое замечание только согласно кивнула. Спросила о другом:
— Кому звонить собралась?
— Жене Саши, — вздохнула я. — Она до сих пор не знает о смерти мужа. Я слишком увлеклась собственными переживаниями.
— Что же в это странного, — задумчиво пробурчала Татьяна, отмечая что-то в нашем с нею черновике, — её муж теперь может и подождать.
— Танька! — возмутилась я. — Что ты несешь?
— Прости. Но, как я понимаю, первым делать надо отложить долю Ковалей. Похороны, то да се. Она же ещё за телом мужа поедет…
Сердце у меня засбоило. Сообщать такую новость жене, да и вообще кому бы то ни было, мне ещё не приходилось.
Насколько я себя знаю, чем дольше я готовлюсь к неприятному разговору, тем труднее мне он дается. С каждой минутой в таком случае я волнуюсь все больше, так что в конце концов забываю половину из того, что хотела сказать. Именно поэтому на экзамены в институте я всегда ходила одной из первых…
— Доброе утро, — проговорила я в трубку машинально и тут же будто онемела: какое же оно доброе, если я собиралась сообщить жене Саши такую страшную весть.
— Доброе, — небрежно отозвалась она. — Вы уже вернулись? Быстро.
