– Но это все уже было, - Катя замялась, подыскивая слова. - Массонская ложа, аристократия всех веков и народов...
– Нет, Катюша, вы меня не поняли. Аристократы вообще были всякими, в том числе вырожденцами, одиозными личностями. А я говорю о лучших, умнейших людях своего времени, которые благодаря таланту добиваются этого для себя и себе подобных.
– Скажите... а белые историки тоже имеют свой орден?
– Куда им! - Леон презрительно усмехнулся. - У них, конечно, есть организация, но её идеи так примитивны... Та же пионерия, только для взрослых... Вам о них рассказал Эрик?
– Да. Якобы они мной интересуются.
– Не якобы, а интересуются. По крайней мере, мы в последнее время подметили суету вокруг вас...
– И решили перехватить добычу у них из рук.
– Добычу! Скажете тоже. Просто они, как и мы, нуждаемся в свежих молодых силах. Увы, даже маги не могут жить вечно.
– А что они увидели во мне особенного? Насколько я могу чувствовать, ничем от своих сверстников не отличаюсь...
– Белые историки - тоже маги. Наверняка они воспользовались ген- искателем.
– Искателем определенных генов или гениев?
Леон рассмеялся.
– Браво, вы угадали. Можно сказать, это и то, и другое.
– Вы тоже пользовались искателем?
– Мы больше доверяли старой доброй магии. Потому просто вызвали дух Кассандры и она указала на вас... Признаюсь честно, я буду счастлив иметь такую сообразительную невестку.
– Невестку? - Катя чуть не лишилась дара речи. - То есть, вы хотите сказать...
– Что вы выйдете замуж за Эрика.
– Ни фига себе! - нарочито вызывающе сказала Катя. - Без меня меня женили. Следовательно, мое желание в расчет не принимается. Или при виде вашего Эрика любая девушка должна умирать от счастья?! Интересно, а ваш сын об этом знает?
– Знает. И он поступит так, как ему посоветуют более опытные и мудрые старшие товарищи.
– Ну а как же любовь? Или честолюбивые историки её отвергают?
– Не отвергают. И вы вполне можете полюбить друг друга. Со временем.
– Понятно, стерпится - слюбится!
– Вы считаете, что Эрик вас недостоин?
– Я считаю недостойным ваше поведение в отношении меня. Кто дал вам право вмешиваться в мою жизнь? А тем более, навязывать свое мнение? Мои родители, в отличие от вас, всегда со мной считаются.
– Ваши родители - не маги и не могут знать, что мы - ваша судьба.
– А как же белые историки? - ехидно напомнила Катя. - Наверняка и они считают себя моей судьбой. Или вы можете заставить меня следовать вашим желаниям?
– Заставить? - Леон смутился. - Мне казалось, вы более благоразумны. Неужели вы отказываетесь иметь ВСЕ? Все, что захотите! Все, что сможет изобрести ваша самая изощренная фантазия?
– Не хочу.
– Поймите, - он все ещё надеялся её уговорить, - обычная человеческая жизнь не что иное, как рулетка. Повезет - не повезет. А везет немногим. И сколько на жизненном пути случайностей, которые просто невозможно предусмотреть! Неужели вы хотите пустить свою жизнь на самотек?
– Я хочу прожить СВОЮ жизнь, а не ту, что вы мне заготовили.
Леон отступил от Екатерины и с сожалением оглядел её, дрожащую от волнения, с упрямо закушенной губой.
– Жаль. Жаль, что вы оказались такой неразумной. Полактия была права, вы - не наша, а я не доверился её чутью... Но уже ничего поделать нельзя. Ваше имя вплетено в магический узор...
Екатерина устыдилась.Как неподобающе вела она себя с человеком, который ничего плохого ей не сделал. Отказывая, вовсе не обязательно грубить. Да ещё такому обаятельному мужчине.
– Чудеса, - он поднял на неё свои янтарные глаза. - Я вдруг услышал ваши мысли и рад, что эта вспышка - всего лишь юношеский максимализм... Но вы ещё ничего не видели.
Он осторожно подтолкнул её к стеллажам.
– Посмотрите, вот рукопись Платона, считающаяся безвозвратно утерянной. Вот оригинал комедии Аристофана 'Аврора и Эрот'. Эскизы летательного аппарата Леонардо да Винчи...
Кате было стыдно, но она, увы, не испытывала того трепета, которого ждал от неё неистовый историк-маг.
– Здесь только старинные книги и рукописи? - все же спросила она, как шутила её сестра, чтобы в разговор влиться.
– У нас есть и более современные экземпляры. Например, рукописи поэтов эпохи сталинизма, уничтоженные ретивыми гэпэушниками.
– И никто об этом не знает?
– Те, кому нужно, знают.
– И единолично пользуются тем, что принадлежит людям всей земли?
– Браво. Вы умеете говорить высоким штилем. Только ведь именно земляне пытались эти вещи сжечь, взорвать и прочее. Вы же не верите, что подобный вред нашей истории нанесли какие-нибудь зловредные инопланетяне? И только люди нашего ордена часто с риском для жизни вытаскивали эти раритеты из-под каменных завалов, горящих замков и церквей, затопленных подвалов. И зря, Катенька, вы нас осуждаете: мы не брали чужого.
'Но и не делились с другими', - хотела сказать она, но вовремя спохватилась: опять лезет не в свое дело.
– Простите, наверное, Полактия Фортунатовна права. Я действительно не ваша.
– Но можете ею стать..
– Увы, меня не вдохновила ваша жизнь. Как вы думаете, почему я пошла в театральный институт? Чтобы играть для народа. Для всех, кто будет приходить на мои спектакли, а не для узкого круга людей. Пусть они хоть трижды талантливы. И сердце мое не трепещет при виде ваших сокровищ. Зато оно трепещет при виде занавеса, огней рампы... Я хочу дышать совсем другим воздухом и не променяю свою мечту на самую древнюю рукопись!
– Современные молодые люди так черствы, так равнодушны... Огни, шум, треск, громкая музыка! - с ожесточением проговорил Леон.
– А современные старики желчны, злы и занудны! - выпалила Катя и осеклась. - Видите, я неисправима. Когда мы с моей бабушкой вот так ссоримся, а я потом прошу у неё прощения, бабушка говорит: 'Молодой на битву, а старый на думу'. И мы миримся.
– В ваших глазах я выгляжу стариком? - спросил он.
– В моих глазах вы выглядите человеком, который все знает, а ведь таких
