— До сих пор я считала всех монголов кривоногими, а вот эти ноги кривыми никак не назовешь.
— Аваджи — уйгур!
— Но для нас-то разница небольшая. Разве не с нашими врагами он пришел?
— Он — мой муж! — упрямо повторила Анастасия. Она не хотела ссориться с Прозорой. То ли от усталости, то ли от неуверенности она не чувствовала в себе никаких особенных способностей и потому надеялась лишь на знахарку. И она спросила, глядя той в глаза: — Ты не хочешь его лечить?
Прозора смутилась.
— Вода на печке все равно закипает, и я собираюсь прокипятить в ней вот этот нож, чтобы очистить рану от гноя… Ты-то крови не боишься? А то я пошлю разбудить Неумеху, она ловко мне помогает.
Знахарка подошла к стоящему поодаль небольшому столу и взяла с него нож с острым узким лезвием.
— А вот и мое оружие. Что поделаешь, мужчины размахивают саблями и пиками, убивают себе подобных, а нам на роду написано склоняться над их телами. Порой в тщетной попытке вытащить их с того света.
— В тщетной? — губы Анастасии задрожали.
— Не слушай меня, девонька, я всегда много говорю, когда попадается тяжелый случай.
— Но ты медлишь, а я вижу, как с каждым мгновением ему становится все хуже!
— Не кричи так, я сейчас попробую.
Но тут голову Анастасии будто сдавило железным обручем, в глазах полыхнули искры. Огонь, разгоревшийся где-то под черепом, выплеснулся в жилы и побежал к рукам.
Неожиданно для самой себя она отстранила Прозору, уже склонявшуюся над Аваджи с ножом.
— Не надо. Я сама.
Она подошла к бесчувственному телу мужа, поставила пальцы правой руки на дальний край расползшегося красного пятна и будто за тонкую ткань потянула к краю раны.
На глазах пораженной знахарки шов лопнул и из раны показался гной. Прозора обмакнула чистую тряпицу в травяной настой, которым обычно обрабатывала воспалившиеся раны, и стала осторожно собирать выступавшую из неё заразу.
Потом Анастасия привлекла к делу и левую руку, так что теперь обе снимали заражение, даже не вскрывая нарыв!
— Ты очистила рану! — восторженно вскричала Прозора. — Теперь остается лишь зашить…
— Не надо, — опять проговорила Анастасия и, не прикасаясь к ране, провела над нею ладонями и с двух сторон соединила края раны. Совместила.
Рана затягивалась на глазах и через некоторое время на груди Аваджи остался лишь аккуратный чистый шов.
— Боже! — прошептала завороженная её действом Прозора. Она даже прослезилась от нахлынувших чувств.
Теперь Анастасия поднесла руки к груди Аваджи, из которой доносились жуткие клокочущие хрипы.
Ей никто не рассказывал о строении человеческого тела. Она даже толком не представляла себе, где у человека находятся легкие. От нездорового места тянуло несвойственным телу холодом, как если бы эта часть Аваджи уже приготовилась умереть.
Поначалу тепло с рук Анастасии текло в грудь раненого мощным потоком, а потом поток стал иссякать — Анастасия слабела на глазах. К счастью, её воздействия больному хватило. Он закашлялся, и Прозора едва успела поставить миску под то, что стало извергаться из его легких.
Лицо Анастасии было отрешенным, лицо Прозоры горело восторгом. Из лекарки она покорно превратилась в помощницу, обожествляющую своего учителя, сотворившего на её глазах чудо.
— Вот она, печать, о которой я говорила! — благоговейно прошептала знахарка. — Бог дал мне счастье увидеть ее! Епископ предупреждал, сие — от диавола, но я думаю, это божественное!
— Это — человеческое, — пробормотала Анастасия, и не успела Прозора её подхватить, как молодая женщина рухнула без чувств прямо возле стола, на котором лежал Аваджи.
Пришла она в себя лишь на следующий день. Судя по солнцу, дело шло к полудню.
Анастасии тут же вспомнились минувшие события, а мысль: 'Как чувствует себя Аваджи?' — заставила её быстро подняться.
Кто-то вчера раздел её, уложил в эту удобную, мягкую кровать. Ей помнился обеспокоенный женский голос:
— Она заболела?
— Нет, она очень устала, — ответила другая женщина.
Чьи-то заботливые руки приподняли Анастасии голову и влили в рот прохладное, отдающее мятой питье.
Она тут же провалилась в небытие, а теперь, проснувшись, удивилась собственному спокойствию: разве любимый супруг не был ещё вчера на грани жизни и смерти? Нет, если бы с Аваджи что-то случилось, она бы тут же почувствовала.
Наскоро набросив на себя широкий балахон с завязками сзади и широкими, подшитыми мехом рукавами, Анастасия вышла из опочивальни.
У двери она столкнулась с молодой женщиной, помощницей Прозоры. Месяц назад они виделись недолго, когда Анастасия появилась в Холмах со своими детьми и верблюдом. Отчего-то ей неловко было назвать вслух прозвище этой миловидной умной женщины — Неумеха.
— Ты не знаешь, куда перенесли… — Анастасия замялась, не зная, как сказать, — того мужчину, которого ночью лечила Прозора?
— Прозора? А она баяла, ты сама его лечила, — Неумеха с восторженным любопытством глядела на нее. — Якобы она зрела чудо. Ах, как жаль, что меня там не было!
Женщина понизила голос.
— Как думаешь, руками лечить, так, как ты, другие смогли бы?
— Наверное, смогли бы, — пожала плечами Анастасия.
— А ты меня научишь? — робко спросила Неумеха.
— Но я не знаю, как это делаю. Само получается. А то и голос слышу, мол, так делай, и так…
— Не знаешь, — разочарованно проговорила та. — Жалко. Я и сама думаю, такое — от бога. Другого, выходит, не научишь?.. А твой муж-то в себя пришел! Из могилы его вытащила! Он уже звал: 'Ана! Ана!' А по-нашему не кумекает, плохо говорит. Только Прозора его понимает.
— Что же ты меня не позвала?
— Матушка не велела. Кнутом пригрозила! — обиженно фыркнула Неумеха. Знаю, говорит, ты любопытная, не утерпишь!
Она пошла вперед, приглашая Анастасию следовать за собой.
— Далеко ли собрались? — остановил их насмешливый голос Прозоры.
— Я хотела посмотреть, как чувствует себя мой муж, а Неу… твоя помощница провожает меня к нему.
— Тебе повезло, — глаза Прозоры смотрели на Анастасию обвиняюще. — А вот кто проводит меня к моему мужу? Или хотя бы расскажет, где он и что с ним?
Анастасия мысленно ахнула: в самом деле, со вчерашнего дня она и словом не обмолвилась о Лозе, которого сама же послала в Лебедянь, к Всеволоду.
Головач сразу ушел, и она не знала, что этот рассеянный, занятый своими мыслями человек до сего времени о Прозоре и не вспомнил, потому что придумывал гигантский самострел — орудие, которое можно было бы установить в Лебедяни, чтобы обстреливать из него проклятых мунгалов…
Вот и Анастасия, увлекшись своими переживаниями, и думать забыла о Лозе, как и о том, что Прозора может о нем беспокоиться.
— Позволь, — жалобно попросила Анастасия, — одним глазком взглянуть на Аваджи, а потом я вернусь и расскажу тебе о твоем муже.
— Ладно, — смягчилась Прозора. — Разве я могу отказать женщине, имеющей такой дар?!
На высокой кровати лежал Аваджи, а кто-то из челяди кормил его из чашки горячим кулешом. Он
