наесться, глотал украдкой кусок за куском, чего, впрочем, никто и не замечал…
Григорий, что-то вспомнив, обратился к Яну:
— Янек, пока совсем не стемнело, пойдем, я покажу тебе, где лежат ключи, расскажу, как вести записи, кому и сколько нужно отдать сена. Завтра познакомлю тебя с мужиками, как нового хозяина хутора. Ты не думай, что, раз Олеся умерла, так мы тебя на улицу выбросим. Будешь жить здесь, сколько захочешь! Вникнешь в дела — хозяином тебя сделаем…
— Дядя Григорий, как вы думаете, где лучше всего учат на врача? — не отвечая на его пламенную речь, спросил Ян.
— В Берлине, наверное, — пожал тот плечами. — А в России… Теперь в Москве, как в новой столице.
— Тогда в Москву я и поеду!
— Как это… — растерялся Григорий. — Хочешь сказать, что отказываешься от такого богатства?
Светлана подняла голову и с интересом посмотрела на юношу.
— Я хочу быть врачом, — упрямо сказал Ян. — Может, и самым лучшим. Таким, чтоб от любой болезни мог вылечить!
И добавил тихо, больше для себя:
— Чтобы даже со смертью мог потягаться и умершего человека с того света вытащить!
— Да-а, — протянул Григорий, — от скромности ты не умрешь!.. Что ж, тебе виднее! — он помолчал. — А кто тогда на хуторе останется? Такое добро без присмотра бросать?.. А лошади, а коровы… Да что я говорю? Собаку, и ту каждый день кормить надо! Ты меня, хлопец, без ножа зарезал!
Ян задумался.
— Послушайте, вы говорили, что её отец, а то и сама Светлана, подолгу у вас работают и живут?
— Правда, — оживился тот, — Семенчуки у нас все знают!
— Вот и предложите её отцу у вас пожить да за хозяйством присмотреть. Если он, конечно, согласится…
— Чего бы ему не согласиться! Хатенка у них маленькая. старенькая, окнами в землю смотрит, дети на соломе вповалку спят. Пашни — с гулькин нос, да и ту постоянно водой заливает… Небось последнюю курицу давно съели? Так согласится отец или нет, а, Света?
— Вин ноги вам цылуваты буде! — тихо сказала девушка.
— Положим, мне это ни к чему, но мысль поселить здесь вашу семью, пожалуй, удачна. Павел Семенчук любит делать детей, и работать он умеет не хуже!
— Олеся говорила, — заметил Ян, — сегодня вроде уходит ваш пароход.
— Сегодня он становится под разгрузку и мы, хоть только числимся матросами, должны были бы при этом присутствовать… Давай, наверное, Андрюха, ко сну готовиться. Кто знает, как завтра день сложится…
Андрей будто очнулся от глубокого сна и посмотрел на друга:
— Многое на тебя сегодня свалилось, Грицко, да уж лучше тебе все сразу узнать… Я с тобой не поеду!
— Что-о? — казалось, Григорий не верит своим ушам. — Столько лет вместе, и теперь ты меня бросаешь? А как же твоя клятва? Что я скажу Великому Магистру?!
— Скажешь, отныне мое дело — служить богу!
— Разве ты не знаешь, что от Ордена уйти невозможно? Забыл, что стало с моими родителями? Что только благодаря моей верной службе и преданности они до сих пор живы? Тебя не пощадят!
— Знаю. И все-таки мое решение останется неизменным.
— Куда же ты пойдешь?
— В мужской монастырь, на гору Афон.
— Наши деньги… Разделим поровну, — заторопился Григорий.
— Не надо поровну. Я возьму немного, чтобы внести свою долю в монастырский кошт… Тебе они больше понадобятся!
Друзья бросились друг другу в объятия.
— Ну-ну, Грицко, — похлопал его по плечу Андрей, — когда-нибудь всему приходит конец… Я буду молиться за твою удачу!
Выехали они чуть рассвело, на телеге, запряженной Мушкой. У поворота на станицу спрыгнул с телеги и распрощался с ними Андрей. В последний момент он вдруг что-то вспомнил и подозвал к себе Яна. Полез под рубаху и снял с груди ладанку.
— Вот возьми, это Олесина. Она очень верила в её чудотворную силу, а в лес пошла и надеть забыла… Бери, — потребовал он, видя нерешительность Яна, — у меня ещё медальон с её локоном остался… Прощайте все, не поминайте лихом!
Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал по дороге.
В станице уже все знали. Отец Светланы — Павел Семенчук — кинулся к Григорию с соболезнованиями. Бричка, на которой приехал священник, стояла в его дворе. Мужчины смахнули слезы и сразу приступили к деловому разговору.
Григорий ещё делал распоряжения по хозяйству, а маленькая хатенка Семенчуков уже наполнилась радостными детскими криками. Целая ватага ребятишек высыпала во двор и стала укладывать вещи на телегу. Отец слушал хозяина.
— …Гнедка из Новороссийска Алексей пригонит — он сейчас в порту амбалит. Не забудь забрать!
— Хлопчик едет с тобой?
— Только до большака, дальше ему в другую сторону…
У большака Ян спрыгнул с брички, Григорий стегнул Гнедка, и некоторое время спустя только взметнувшаяся дорожная пыль ещё напоминала о нем… Янек привычно забросил на плечи нехитрые пожитки и ступил на путь к своей заветной мечте.
— Янек! Янек! — вдруг услышал он позади далекий девичий голос.
Он недоуменно оглянулся — его догоняла… Светлана!
— Янек, — она запыхалась от бега и тяжело дышала. — Хоть и коротким путем бегла, а уж думала, не догоню… Визьми меня из собою у Москву!
— Зачем тебе Москва?
— Учителкой хочу буты.
— А папка-мамка тебя отпустили?
— Не-а… Я Ваньку просыла — ему щисть рокив — шоб батькам усе переказав.
— Глупая ты девчонка! У меня ж там ни друзей, ни родных — голову преклонить негде!.. А до Москвы, может, сто дней придется добираться!
— Так гуртом и веселей! Ага? А шо хутор? Из тоски задушитыся! Диты выросли! Я у их лета вже колыски качала, пускай и воны пороблють! Визьмешь, а?
— Что мне с тобой делать? — вздохнул Ян, хотя в глубине души был рад и правда, вдвоем веселее!
— Хорошо, только чтоб никаких слез и жалоб! Будешь хныкать, обратно отправлю! Поняла?
— Ага!
ГЛАВА 15
Наташа Романова держала в руках фотографию девушки, едва достигшей возраста, позволявшего её так называть. В манере, с которой она облокотилась на тумбу в форме греческой колонны, ещё сквозило явное подражание взрослым женщинам, а губы едва сдерживали рвущийся наружу смех. На холсте позади неё виднелось море, сбоку — развалины Колизея, что, видимо, по задумке фотографа должно было напоминать отдых в Греции.
Фотопортрет, вне сомнения, удался. Девушка не успела — или не захотела? — выпрямиться и застыть, изобразив заученную улыбку; она — вся движение, вся — свежая, чистая юность. На обратной
