подмышками женщин и всем материалом снов Достоевского.
Голый король
I
Когда лошадь под Александром Блоком споткнулась и упала, поэт успел вынуть ноги из стремян и встать на ноги.
Лариса Рейснер с восторгом говорила о нем: «Настоящий человек». Она ехала рядом.
Лариса Рейснер сама была настоящим человеком: жадная к жизни, верный товарищ, смелый спортсмен, красивая женщина, изобретательный журналист. Человек длинного дыхания.
Но «смерть не умеет извиняться». Наполовину не сделана жизнь.
Как писателя Лариса Рейснер нашла себя в газете.
Ее перегруженные образами фельетоны бывали превосходны.
В газете она говорила настоящим газетным голосом. Она не удостаивала газету работой литератора, а из манеры газеты создавала новый жанр.
Пройдена Волга, прошли бои у Свияжска, увиден каменный Афганистан, рудники Донбасса и Кузнецкого бассейна, баррикады Гамбурга.
Сейчас хотела Рейснер лететь в Тегеран… Скупо ей отмерили жизнь.
Я помню Ларису Михайловну в «Летописи» Горького. У Петропавловской крепости в дни Февральской революции. В «Лоскутной» гостинице с матросами.
Трудное дело революция для интеллигента. Он ревнует ее, как жену. Не узнает ее. Боится.
Эстетическое признание революции, когда она слаба, легче.
Не трудней было миноносцам Раскольникова пройти через Мариинскую систему на Каспий, чем писателю, ученику символистов, другу акмеистов Ларисе Рейснер идти через быт и победы революции.
Немногие из нас могут похвастаться, что видели революцию не через форточку. Люди старой литературной культуры умели принять Февраль и первые дни Октября, но у Ларисы хватило дыхания и веры на путь до Афганистана и Гамбурга.
Мы долго еще будем вспоминать друга. Лариса Михайловна рассказывала еще лучше, чем писала. Ироничней и не нарядно.
Она рассказывала о том, как играли в Гамбурге на мандолинах вечную память или похоронный марш, и в этой комнате плакали, а в соседней танцевали под музыку.
Про цилиндр, который товарищи дали безработному, чтобы он мог достойно проводить жену на кладбище.
Про это нужно говорить, чтобы знать сроки ожидания.
Про кино на Востоке Лариса Михайловна рассказывала мне месяца два назад.
Должна была написать:
«Дома белых стоят замкнутыми; белый на Востоке держит лицо чистым и бреет его, как моют вывеску. Цвет обязывает.
А в углу сидит «Сами» Николая Тихонова и смотрит.
Белый выдерживает характер.
И вот является кинематограф. Дешевые, трепаные, как у нас в клубах, ленты показываются в Персии, в Индии, в Полинезии.
Конрад Вейдт и Чарли Чаплин в гостях у негров и индусов.
Оказывается:
Белый вообще вор. Жена белого господина ему изменяет. Белый господин плачет. Белого господина бьют. Белый господин обманщик.
Идет теперь саиб по улице, а цветные люди знают – король голый.
И немытый даже.
Кино с буржуазными лентами на Востоке – перлюстрация переписки господ.
Индусские губернаторы в ужасе. Требуют перемонтажа лент.
Запрещения кинематографа».
Так австрийские генералы после того, как революция была побеждена, уничтожали фонари в Неаполе.
В этом рассказе есть бодрость веры в объективную правду жизни.
Электричество, кино и даже водопровод не могут не быть нашими союзниками.
Это все, что я мог сегодня сделать для друга: сохранить кусок того, что он не успел написать.
В защиту социологического метода [131]
Писатель использует противоречивость планов своего произведения, не всегда создавая их. Чаще планы и их перебой создаются неодинаковой генетикой формальных моментов произведения. Писатель пользуется приемами, разно произошедшими. Он видит их столкновение. Изменяет функции приемов. Осуществляет прием в ином материале. Так Державин развернул оду низким штилем. А Гоголь перенес песенные приемы на темы, сперва связанные с Украиной, но качественно иначе оцениваемые, а затем на темы не украинские.
Таково происхождение одного из приемов гоголевского юмора.
Экскурс
Что же касается открытия т. Переверзева, что природа вокруг мелкопоместных имений беднее, чем природа вокруг крупного, то оно не верно. Впрочем, все стоит цитаты: «Не может быть сомнения в том, что природа вокруг города и мелкого поместья далеко беднее, чем вокруг поместья крупного» (Переверзев, «Творчество Гоголя»){199}.
А я сомневаюсь. Дело в том, что в России была чересполосица.
И вообще Переверзев, будучи человеком знающим и не принадлежа к типу гимназистов, читающих в вузах историю литературы, все же работает с недоброкачественным материалом.
Например. Он производит Гоголя из мелкопоместных дворян и переносит на Украину русские крепостнические отношения без оговорок. Между тем: «При составлении списков избирателей в екатерининскую комиссию от Слободской Украины было установлено: «Дворян в точном смысле этого слова в Слободско-украинской губернии из природных жителей не оказалось; были только владельцы населенных и ненаселенных местностей, выходившие из рядов полковой и сотенной старшины»
Дворянство на Украине очень молодо.
Далее Переверзев сливает дворянство с чиновничеством безоговорочно. Между тем при Екатерине: «Класс приказных и чиновников был еще малочислен и решительно принадлежал простому народу» (А. Пушкин. «К восьмой главе истории Пугачевского бунта»){201}.
При Павле дворянам было запрещено служить на гражданской службе (в обход этого постановления было намерение создать особый «Сенатский полк»). И чиновничество начало пополняться дворянством только при конце царствования Александра и с начала царствования Николая.
Сам Евгений из «Медного всадника» – дворянин сословный, а не классовый, он – изгой.
И натуральное хозяйство не типично для екатерининской эпохи. Скотинины разводят свиней для экспортного сала. Коробочка вся в поставках.
Может быть, в эпоху Николая была обратная «натурализация» хозяйства. (В 1825 году мировые цены на хлеб понизились на 65%.) Все это факты, которые нужно исследовать, а не просто отыскивать их отражение в литературе.
Кстати, и Лев Толстой, которого Переверзев считает представителем крупного дворянства, был помещик мелкопоместный и в письмах к Фету называл поместья в 100 десятин крупными.
Как не нужно работать
Вся эта работа вычитывания из литературы фактов, которые потом находишь в истории, вся она не научная. Так как не учитывает законы деформации материала. Кроме того, вся она находится в усиленном движении по дурному кругу.
Указания же Переверзева на то, что Гоголь легко переводил тему из поместного быта в чиновничий,
