Опять начну оправдываться. Миклашевский согласен со мной, что искусство есть «остранение».
Бедное остранение, выкопал я яму, и падают в нее разные младенцы. Остранение – это выведение предмета из его обычного восприятия, разрушение его семантического ряда.
Это необходимо для искусства, но не достаточно.
Интересно поставить научный вопрос вверх ногами, но только для того, чтобы его лучше рассмотреть, а не для того, чтобы перестать его видеть.
Дальше идет следующее рассуждение Миклашевского:
1) «Искусства» сейчас больше, чем прежде.
2) «Искусство» сейчас слишком часто меняется.
3) Конструктивизм тоже искусство.
4) А лучше, чтобы его не было.
На это можно ответить:
1) Количество вещей все время увеличивается. Каждые пять лет на увеличение Берлина тратится больше материала, чем пошло когда-то на весь императорский Рим. Поэтому увеличилось и количество так называемых художественных вещей.
2) «Древнее» искусство менялось достаточно часто: за период одной человеческой жизни был Эсхил- Софокл-Еврипид. В устном эпосе в течение пятнадцати лет каждая былина изменяется. Представление о неподвижности народного эпоса неверно. Даже татуировка у «диких» изменяется довольно часто, то есть каждое поколение.
3) Конечно, конструктивизм – тоже искусство, но изменилась сфера применения искусства.
4) Миклашевский мыслит какими-то потопами и катастрофами, – вот было искусство, а хорошо, чтобы его не было.
Из этого вышел бы фельетон.
Фельетон и так вышел, но представление о жизни, как о ряде вспыхивающих точек, неправильно. Все не очень страшно, бомба брошена, но нельзя бомбой взорвать такие явления, как климат, – и искусство продолжает существовать и изменяться.
Книжка основана на непроверенных фактах.
Сегодня самый дешевый товар: объявить Запад гнилым, мир погибшим и солнце остановившимся. Скептицизм сделался дешевым приемом. Скептические фразы можно выхлопывать вафельницей.
Книжка Миклашевского – гипертрофия скептицизма. Вчера автор ее был эстетом. Вероятно, завтра он станет романтиком.
Что нас носит?
Современный стиль фельетона имеет длинную историю. Переломы текста, появление неожиданных мыслей, отсутствие доказательств – все это происходит, вероятно, от стиля Гейне. Гейне же взял его у романтиков. Писать фельетоны – не хуже и не лучше, чем писать так, как писал Тургенев. Это только две разные манеры.
Все это приходится писать потому, что в последнее время началось причесывание литературы. Ее вытягивают в одну линию. Так она существовать не может. Современный писатель не ученик русских классиков. Классики от классиков не происходят.
«Пушкин, за что ты меня погубил» – так плакал в 4 часа ночи поэт.
Я не прошусь к Пушкину ни на руки, ни под ручку. Убежден, что он был великим человеком, что он умел противопоставить себя своему времени. Умел шутить. Шутя написал – «Евгения Онегина».
Сейчас его памятник – бронзовая пробка в горле бульвара. Он губит людей, которые хотят писать, как классики.
Губит Есенина, который котенком лезет на его постамент.
У нас сейчас Сейфуллину хотят сделать Толстым.
Пантелеймона Романова нанимали в Чеховы, и даже М. Левидов хотел стать Чириковым.
Левидов лучше Чирикова.
Но есть жажда поэтической реставрации.
Большой стиль сегодняшнего дня – произойдет от малого стиля.
Дело не в том, чтобы занять старые квартиры писателей новыми именами.
Я принес недавно Воронскому кусок рукописи Бориса Кушнера, в которой тот описывал дороги Англии.
Как они идут, как поворачиваются, как их строят, раскатывая, как рулоны.
Воронский обрадовался: «Это интересно читать», – сказал он.
Нам всем сейчас интереснее география, чем талантливый Леонов.
Из старых классиков нужно издавать Марко Поло, путешественника.
Искусство – поворачивается. Читателю нужно сообщение фактов, а не старая форма. Наступает время физиологических очерков и путешествий.
«Что вас носит?!» – закричала мне с забора крестьянка в Бежецком уезде, Тверской губ. Влезла на забор она, боясь тихо идущего автомобиля.
Моих знакомых сейчас нет в городе. Все ездят.
Для писателя сейчас Москва – только зимнее становище.
Мы ездим на Белое море, в Воронежскую губернию, в Смирну, в Америку, участвуем в пробегах.
Что нас носит?
Писатель ищет факта. Новая литература – письма с дороги. Их пишет Борис Пильняк – и ошибается в манере. Он приводит самого себя в лес и видит кругом одну только собственную писательскую манеру.
Их пишет Влад. Лидин – и ошибается, потому что пишет под Пильняка.
Их хорошо пишет Пришвин.
Пишет Лариса Рейснер. Женщина с мужской манерой писать.
Она перегружена, слишком нарядна, но она настоящая – не литературная.
– Мне нравится книга «На Таити» Эльзы Триоле{176}, потому что я люблю географию, – сказал мне один человек.
Мне тоже нравится эта книга – она читается сама, а не потому что нужно знать современную русскую литературу.
Правда, в этой книге слишком чистый русский язык, четкий, как след на песке от велосипедной шины, но в книге есть полезная простота, когда человек как будто все время старается описать именно то, что он видал, и свое домашнее отношение к экзотике.
Мы ведь слишком перегружены экзотикой и про русских пишем, как про иностранцев. Поэтому хорошо описывать Таити, как дачу в Сокольниках.
Литературный центр конструктивистов: Госплан литературы
К хорошо изданной книге приложена газета. «Известия ЛЦК».
Если позволят средства, то мы, вероятно, увидим и «Правду» ЛЦК.
Все зависит от урожая.
Газета вся целиком повторяет все обычные приемы общих газет, имитируя отделы и тезисы.
Начинается со статьи «Пора подумать о качестве».
Над статьей тезис из Калинина: «Всякая организационная работа есть, по существу говоря, и работа политическая».
Сказано не про конструктивистов.
Есть выписка из Ленина о необходимости знания организации. К этому примечание конструктивистов «Есть ли у нас знания организации литературы?».
Дальше И. А. Аксенов за Стеклова написал статью о «международном положении».
Вышло даже короче.
Только библиография не вышла: рецензируются книги за 1922 [год]. Какая же это газетная техника?
Книга тоже пытается организоваться на законах параллелизма с явлениями жизни.
Конструктивисты являются новыми претендентами на проведение принципов пролетарской революции в искусстве.
