Пушкин сдавался медленно.
Предан он был друзьями еще до разгрома декабристов.
Сопротивлялся он и после разгрома.
В январе 1826 г. он писал Жуковскому:
«… Положим, что Правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов уславливаться…»
«Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною Правительства». (Переписка, т. I, стр. 318).
7 марта 1826 г. он снова пишет Жуковскому: «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости» (там же, т. I, стр. 335).
Письмо это полуофициальное, Жуковский в это время состоял при дворе воспитателем наследника престола.
Вероятно, содержание письма обусловлено самим Жуковским и предназначено для показа. Последние строки представляют собою предел уступок Пушкина того времени.
Пушкин еще не смирился.
«Семейственный»– исторический роман и отход от него
I
«Арап Петра Великого»
Название романа было дано издателями его при напечатании беловой рукописи в VI томе «Современника», уже после смерти Пушкина.
Вещь своеобразно биографична, она изображает историю одного из предков Пушкина.
Исторический материал, над которым работал Пушкин, вероятно, невелик. В основном он сводится к «Деяниям Петра Великого» И. И. Голикова, из «Приложения» к которым Пушкин взял анекдот о парижском петиметре и данные об отношении царя к старинной боярской спеси.
Биографические данные о Ганнибале введены были в повествование из жизнеописания Ганнибалов, которое было у Пушкина на руках.
Кроме того, Пушкин очень широко использовал в описательных частях повести статьи А. О. Корниловича, напечатанные в маленьком альманахе его «Руская старина» (С.П.Б., 1824 и 1825 гг.).
Я не привожу соответствующих мест из «Арапа», так как книга находится у всех на руках, но приведу несколько отрывков из альманаха.
Сборник этот очень хороший, статьи его представляют собою сводку, снабженную библиографией.
Возьмем статью о первых балах в России:
«Кроме сказанных танцев, был церемониальный, которым всегда начинались свадебные и вообще торжественные праздники: становились как в экоссезе; при степенной музыке мужчина кланялся своей даме и потом ближайшему кавалеру; дама его следовала тому же примеру, и, сделав круг, оба возвращались на свое место. Сии поклоны, повторенные всеми, заключались польским; тогда маршал, заведывавший праздником, громко объявлял, что церемониальные танцы кончились… В менуэтах дамам предоставлен был выбор… Мужчина, желавший танцовать с дамой, подходил к ней не прежде, как после трех церемониальных поклонов» (стр. 106–107).
Пушкин идет по этому описанию точно, называя только музыку «плачевной» и вводя оценку ассамблеи сразу с двух сторон: он показывает старых боярынь, недовольных ассамблеей, и молодого петиметра, сравнивающего ассамблею с парижскими балами.
Но и этот кусок восходит к источнику. Приведем отрывок:
«Матушки, воспитанные по старине, неохотно повиновались воле Государевой и жаловались на развращенное время, в которое девушкам позволялось, не краснея, разговаривать и даже (чего боже сохрани) прыгать с молодыми мужчинами» (стр. 102).
«Ассамблеи устроены были следующим образом. В одной комнате танцовали; в другой находились шахматы и шашки; в третьей трубки с деревянными спичками для закуривания, табак, рассыпанный на столах, и бутылки с винами» (стр. 102).
Здесь дана и картина ассамблеи, которую Пушкин только развернул, и показана оппозиция старух.
Но конфликт, в который попадает Корсаков, неосторожно сам подошедший пригласить молодую гостью и за это наказанный «кубком большого орла», Пушкин вносит от себя. В его источнике написано так:
«Вообще наши тогдашние танцовщики, одетые по образцу придворных Лудовика XIV, перенимали и в обращении уловки сих корифеев светской жизни, но подражая, старались иногда превосходить тех, которых брали за образец. Таким образом мужчина, желавший танцовать с дамою, подходил к ней не прежде, как после трех церемониальных поклонов».
По смыслу отрывка, именно парижские петиметры и внесли чопорность на ассамблеи; церемониальное приглашение не было новостью для человека, приехавшего из Парижа.
Материал, которым пользуется Пушкин в своей повести, в бытовом отношении не велик. Книжка, вышедшая в 1825 г., притом книжка очень небольшая, используется им через два года почти целиком.
У Пушкина нет попыток удивить читателя новизною материала. Он идет шаг за шагом за одним источником. Из этого же источника он взял и фигуру шведского пленного – учителя танцев.
Писателю имеет смысл сличить статью из сборника Корниловича с повестью Пушкина для того, чтобы убедиться, как интенсивно использует Пушкин материал. Но одновременно мы видим и другое. У Пушкина все приведено в движение; ассамблея оживлена реальными, чрезвычайно резкими по своей окрашенности героями.
В ассамблею введен царский арап Ибрагим, причем он показан прямо после приезда из Парижа.
Так позднее, в плане, в боярский дом введен стрелецкий сын, и через него, очевидно, вводится вся история Софьи и стрелецкого бунта.
Таким образом быт у Пушкина дается в столкновениях.
Роман не был дописан. Написанные главы не целиком появились при жизни Пушкина.
Статья в «Путеводителе по Пушкину» объясняет это так:
«Роман отложен был сперва только на время (еще в середине апреля 1828 г. Пушкин читал написанные им главы Жуковскому и Вяземскому), но уже в следующем году Пушкин перешел к работе над более актуальными для него повестями из современного быта и возвращаться к «Арапу» не спешил. Между тем проблема создания оригинального русского исторического романа в жанре Вальтер-Скотта была разрешена «Юрием Милославским» Загоскина, а осенью 1830 г. в одном из выступлений Булгарина против Пушкина в «Северной пчеле» попутно была задета и грубо высмеяна самая тема о Ганнибале как предке Пушкина. Выпад Булгарина был резко отражен в «Моей родословной» (в бумагах Пушкина остался еще более острый ответ в «Опыте отражения некоторых нелитературных обвинений»). Об окончании «Арапа Петра Великого» после этой полемики не могло быть и речи (характерно для Пушкина изъятие после выступления Булгарина даже примечания о Ганнибале из новых изданий «Онегина»). Попыткой частичного использования глав романа с устранением из них всех материалов о Ганнибале являются планы повести о стрельце (см.). Хронологические рамки повести отодвигаются ко времени царевны Софьи, петровский материал переносится в историческое вступление к «Медному всаднику» (Пушкин, кн. 12, приложение к журн. «Красная нива», стр. 41).
Я не согласен с этим мнением, потому что «стрелецкий сын» есть уже в написанном пушкинском материале.
Планы непосредственно примыкают к написанным главам.
В них Пушкину пришлось бы делать только добавления и изменения, а не выкидки.
Маловероятно предположение, что Пушкин просто отступил и перестал упоминать даже имя Ганнибала.
Примечание к «Евгению Онегину» было снято потому, что исчезла его первоначальная цель – маскировка прямых упоминаний о побеге, и потому, что материал нужен был для другой вещи. Он стал слишком ценен, чтобы отдавать его на примечания.
Роман задержался благодаря тому, что новые планы требовали переделки старых глав, уже напечатанных.
Новая тема, которая появилась у Пушкина, – это тема о восстании и о человеке, ищущем свое место в изменившихся исторических условиях.
