Я приведу отрывок, записанный Пушкиным в 30-х годах. Я думаю, что он относится к «Арапу Петра Великого», но весь тон отрывка показывает, что роженица эта не русская барыня. Название «милая изменница» скорее подходит к полуиностранке Диопер.
Вот этот отрывок:
«Часто думал я об этом ужасном семейственном романе: воображал беременность молодой жены, ее ужасное положение и спокойное доверчивое ожидание мужа.
Наконец час родов наступает. Муж присутствует при муках милой изменницы. Он слышит первые крики новорожденного; в упоении восторга бросается к своему младенцу – – и остается неподвижен – – —
<Начало 1830-х годов>
Развязку этой сцены мы находим в «Родословной Пушкина и Ганибалов», записанной Пушкиным в 30-х годах.
«В семейственной жизни прадед мой Ганибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь» (Пушкин, т. VI, стр. 380).
Таким образом в романе Ганнибал должен был пережить не одно несчастие, а два.
Сперва его счастливым соперником оказывался сын казненного стрельца, за которым мы видим Алексея Федоровича Пушкина.
Потом шла женитьба на иностранке-красавице – и новое разочарование.
С точки зрения техники романа можно предположить, что отцом белого ребенка был петиметр Корсаков, потому что в романе нет другого подробно описанного молодого привлекательного человека.
Роман остался неоконченным не потому, что Пушкин отступил перед натиском Булгарина, а потому, что его перестала удовлетворять эта семейственная коллизия.
И тут вошла еще тема Петра, тема очень сложная. Тема Петра осложнялась темой отношения его к дворянству.
II
«Сцены из рыцарских времен»
История определяла во многом прозу пушкинского времени.
Это была пора не только великого исторического романа Вальтер-Скотта, но и пора новых идей в истории.
Государства, борясь между собою в эпоху наполеоновских войн, осознавали себя как нации.
Имя Наполеона витает над всеми историческими романами.
«Юрий Милославский» Загоскина органически сменяется «Рославлевым», на «Рославлева» отвечает Пушкин.
В России исторический роман осуществился несколько иначе. В нем выразилась жажда личного участия в истории.
Эта жажда у Пушкина видна в его работе над своей «родословной», в которой он тщательно отмечает все те моменты, когда предки его изменяли своим решением ход событий.
Пушкин писал:
«В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую вымышленным повествованием. Вальтер Скотт увлек за собою целую толпу подражателей».
Слово «роман» ассоциировано со словом «исторический».
Романы полны жажды личного участия в современности.
Полевой в предисловии к книге «Клятва при гробе господнем» говорит:
«Солдат, который под Бородино исполнил уже свой долг, участвовал уже в великом деле 1812 года».
«Если бы я мог действовать, я действовал бы, теперь я говорю».
Это цитата из Руссо, который жалел о том, что он не принц и не законодатель.
Руссо писал так потому, что он был человек, который еще не осуществил себя.
Он был законодатель революции, но до нее.
Современник Пушкина Бальзак мечтает о другом.
Прошла эпоха законодательств.
Каковы бы ни были отношения Бальзака к его современности, его герои живут в ней, а не в истории.
Если чего не хватает им и Бальзаку, то это места в современности, полного обладания ею.
Вот что писал Бальзак:
«Какая чудесная вещь – встать и сидеть в халате, положить ноги на гладкую перекладину, соединяющую двух грифов каминной решетки, и думать о своей любви! И я бесконечно жалею, что у меня нет ни любовницы, ни каминной решетки, ни халата. А когда у меня все это будет, я не буду уже больше рассказывать о своих наблюдениях, я их использую…»
Он пишет о вещах, описывает жизнь, которой не обладает еще.
В пушкинской историчности есть два периода: первый период – это историчность биографическая.
Она лежит еще в планах «Дубровского» и в первых набросках «Капитанской дочки».
Пушкин поздний, Пушкин 1835 года, Пушкин, решивший, что аристократии у нас нет, пишет «Сцены из рыцарских времен».
Я прежде всего напомню читателю сюжет или, вернее, план драмы.
Молодой сын суконщика ссорится с отцом. Отец дружит с алхимиком. Сын суконщика думает, что «мещанин имеет право дышать одним воздухом с дворянином». Он идет в замок. Туда приводит его любовь к дворянке. Он поступает в оруженосцы с расчетом, что если рыцарь его ударит, то он еще посмотрит «кто кого». В замке происходит ссора. Франц бежит и поднимает вассалов. Вассалы косами сбивают рыцарей с лошадей, бьют их, но не могут победить. Рыцари лежат. Наезжает другой отряд рыцарей. Вассалы бегут. Франц схвачен. Рыцарь говорит:
«И эти подлые твари могли победить благородных рыцарей! смотрите, один, два, три… девять рыцарей убито. Да это ужас!» (
Р ы ц а р и: Как! вы живы?
А л ь б е р: Благодаря железным латам…»
Франца ведут в замок, хотят повесить, перед смертью он поет песню. По просьбе Клотильды его не казнят. Рыцарь Ротенфельд говорит:
«… Запрем его в тюрьму, и даю мое честное слово, что он до тех пор из нее не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся». (Там же, стр. 234–235.)
Франца отводят в тюрьму.
Дальше сохранился только план.
«Бертольд в тюрьме занимается алхимией – он изобретает порох. – Восстание крестьян, возбужденное молодым поэтом. Осада замка. [Бертольд] взрывает его. Рыцарь – воплощенная посредственность – убит пулею. Пьеса кончается размышлением и появлением Фауста на хвосте дьявола (изобретение книгопечатания – своего рода артиллерии)». (Там же, стр. 448.)
Тема вещи: порох и книгопечатание, созданные новым классом – буржуазией, побеждают рыцарскую спесь и отсталость.
Указания Н. П. Демидова на совпадение некоторых сцен пушкинского отрывка с «Жакерией» Мериме не убедительны.
Существует статья декабриста Бестужева-Марлинского, очень крупного писателя-прозаика, о романе Н. Полевого «Клятва при гробе господнем». Статья написана была в Дагестане в 1833 г. (напечатана в «Московском телеграфе» в 1833 г., №№ 51–53) и по обычаям того времени представляет развернутую историю литературы и даже культуры от появления человечества до Н. Полевого. Тема статьи – романтизм в его связи с новыми явлениями в истории. Статья очень интересна и мало известна.
Белинский признавал за статьями Бестужева «неотъемлемую и важную заслугу русской литературы и литературного образования русского общества».
В 30-х годах Марлинского называли «Пушкиным прозы».
Статья Марлинского, которую мы цитируем, известна мало, потому что это одна из последних, если не последняя, статья автора.
Принято думать, что влияние Марлинского в это время уже шло на убыль. Сама тема статьи –
