ответ кого-то из своих «проблемщиков». Разумеется, существуют исключения из негласных правил. Так, например, больного без определенного места жительства и без документов не возьмет ни одно отделение, хоть умри. Кому из врачей охота долго и нудно решать вопрос об устройстве таких пациентов в психоневрологический интернат, да еще ездить в пусть и ближайшее к больнице отделение ФМС и простаивать там в очередях, «выправляя» пациенту паспорт. Без паспорта ни один интернат не примет, а в отделении вечно держать нельзя, ибо койка должна оборачиваться. Оборот койки в медицине не менее важен, чем оборот денег в торговле. Хорошо, если такой пациент немного полежит в отделении и сбежит бродяжничать дальше. А если он не хочет или не может сбегать?
«Ладно, пусть пока полежит, — подумала Безменцева, убирая историю Данилова в синюю картонную папку с цифрой „6“ и завязывая тесемки. — Профессорский обход есть, заведующий смотрел, диагноз обоснован, терапия по показаниям, соответственно тяжести заболевания, обследование проводится…»
Тут она вспомнила, что забыла обосновать в сегодняшнем дневнике увеличение дозировок, и со вздохом («блин, не хочешь, а подставишься…») потянула за конец одной из тесемок, развязывая бантик.
Под халатом завибрировал мобильник, висевший на шейном шнурке. Сообщение. Нетрудно догадаться от кого. Так и есть — от Светочки (про себя и с глазу на глаз Безменцева называла главного врача больницы Святослава Филипповича Воронова Светочкой. Тот не возражал против откровенно женской трактовки своего имени, только просил контролировать себя и случайно не назвать его так на людях).
«Дождись меня, освобожусь к шести», — прочла Безменцева на экране.
«К шести» — это хорошо. Это означает, что ужинать они будут вместе, а следовательно, можно будет улучить удобный момент и поинтересоваться — когда же она, наконец, станет заведовать приемным отделением? Спрашивать об этом в лоб нельзя — Светочка не любит, когда на него давят, а между делом — как раз. Сколько же ждать? И ведь недаром он Полосухину все в «исполняющих обязанности» держит, значит, она его не устраивает и присматривает он кого-то еще. А с другой стороны — не торопится принимать окончательных решений. Эх, он бы лучше в постели так долго тянул, как с делами, вот уж цены не было бы такому любовнику.
Заметно повеселев, Безменцева дописала пару строчек в истории болезни Данилова, вернула ее в папку и перешла к седьмой палате. Всего она вела двадцать восемь больных — четыре четырехместные палаты и две шестиместные. Иногда к ним добавлялась «палата люкс» — комфортабельный одноместный номер с собственным санузлом. На бумаге она числилась «наблюдательной», то есть предназначалась для пациентов, нуждавшихся в кругло -суточном наблюдении персонала. К таким пациентам относятся, например, люди с выраженной склонностью к самоубийству или же очень агрессивные типы. В наблюдательной палате должен быть круглосуточный медицинский пост, оттого-то она и называется «наблюдательной».
Геннадий Анатольевич начал свое заведование с ликвидации этой палаты и превращения ее в фешенебельные (по больничным меркам, естественно) апартаменты для избранных. Всех, нуждающихся в присмотре, он распорядился класть в коридоре, поближе к постовым медсестрам — пусть они и наблюдают. Подобная практика существовала во многих отделениях, и администрация больницы привычно закрывала на это глаза. Тем более что иногда и главному врачу приходилось укладывать «к себе» нужных людей или их родственников. Не в общую же палату их класть и не в свой кабинет.
«Палата люкс» обычно не числилась постоянно за кем-то из врачей, а использовалась по мере необходимости или по очереди, чтобы никому не было обидно. Умные люди никогда не допускают трений с коллегами. Особенно если на работе им периодически приходится вступать в конфликт с законом. Так спокойнее — можно, хоть и не полностью, быть уверенным, что свои не сдадут.
Закончив с дневниками и назначениями, Тамара Александровна достала из нижнего ящика своего стола аккуратно сложенное махровое полотенце, лежащее не просто так, а в пластиковом пакете, и отправилась в душевую для сотрудников. Она обожала всяческие водные процедуры, искренне веря, что вода смывает все плохое — и грязь, и усталость, и отрицательные эмоции.
Глава шестая
Несовпадение интересов
Утренний подъем касался только тех, кому это было надо. Сдавать анализы, идти на процедуры, завтракать, в конце концов. Если ничего не назначено и есть не хочется — спи до обхода.
— Вова, а ты в психушке на занятиях был? — Юра вернулся с завтрака и желал общения.
— Был, — подтвердил только что проснувшийся Данилов.
— Тогда есть вопрос… — Юра сел на свою койку. — Вот наша дурка — это несколько корпусов, в каждом по нескольку этажей, так ведь?
— Так, — подтвердил Данилов, не понимая, к чему клонит сосед.
— В обычной больнице все ясно — хирургия там, терапия, урология… А здесь как делятся отделения? Ну, мужское и женское — это ясно, а дальше как? Псих же он и есть псих, кого ни взять, у всех шизофрения или психоз…
— Как ты глубоко мыслишь, — похвалил Данилов.
— Это вы о чем? — в палату вошел Миша.
— О нашей дурке, — ответил Юра. — Я Вовке вопрос задал, а он мне комплимент сделал.
Миша улегся так, чтобы видеть Данилова, и выжидающе уставился на него.
— Вообще-то ты прав, — сказал Данилов. — По большому счету кого ни возьми, так у всех либо шизофрения, либо психоз. Грубо говоря. А что касается отделений, то их просто много. Наше вот второе, а всего, как я думаю, не меньше двадцати. Называются они отделениями для лечения острых форм психических расстройств, и кладут в них всех…
— Придурков, — вставил Юра.
— Можно сказать и так, — улыбнулся Данилов. — А для тех, кто немного расшатал свои нервы, существуют психотерапевтические отделения.
— Типа санатория… — снова перебил Юра.
— Какой тут может быть санаторий, когда мужики отдельно от женщин! — возмутился Миша.
— А ты, я погляжу, ходок! — Юра оскалился и погрозил ему пальцем. — Ничего, это скоро пройдет. Завянет твой стручок от таблеток…
— Что — правда? — Миша обвел собеседников растерянным взглядом.
— Это временно, — утешил его Данилов. — Я тебе как доктор говорю: как перестанешь таблетки пить, все вернется в норму…
— Кроме головы, — рассмеялся Юра. — Голова уже никогда в норму не вернется, потому что никакой такой нормы не существует.
— Слушай, Юр, — не выдержал Данилов, — ты что — готовишься стать психиатром? Отделениями заинтересовался, про нормы какую-то пургу несешь…
— Да какой из меня психиатр, — Юра скрестил ноги и уперся руками в колени, — просто такой уж я — люблю вникать в мелочи.
— Тогда вникай дальше, — разрешил Данилов. — Есть еще отделения для пожилых людей со старческим маразмом, тоже мужские и женские…
— Женских должно быть больше, — рассудительно сказал Миша. — Мужики раньше мрут.
— Возможно, — согласился Данилов. — Есть еще отделения для принудительного лечения, детские, отдельно могут быть подростковые. Ну и все сопутствующее, что положено — приемное отделение, реанимационное, рентген, ультразвук, лаборатория…
— Одним словом — клиника, — заключил Юра и на вопросительный взгляд Данилова объяснил: — Большая контора, значит. Не поликлиника, а клиника!
— На самом деле слово «клиническая» в названии больницы указывает лишь на то, что в ней базируется какая-нибудь институтская кафедра или несколько кафедр.
— А я-то думал, что поликлиника это типа полуклиника, только букву «у» заменили, чтобы людям не обидно было, — признался Юра. — А клиника — это уже при всех делах с наворотами. Теперь буду знать.
— Знай, — разрешил Данилов. — Как прогулки разрешат, пойдем на экскурсию…
— В женское отделение, — улыбнулся Миша.
— Нет, кто о чем, а он все о бабах! — воскликнул Юра, от избытка чувств хлопая себя ладонями по
