разберемся.
— Это уже лишнее, — сказала Пахомцева. — Я уже была у нее вчера!
— А вы ее осматривали? — поинтересовался Данилов. — Легкие слушали хотя бы?
— Я не застала ее дома, она сама сказала мне, что у нее нет температуры… Этого достаточно для того, чтобы понять, что больничный лист выдан необоснованно! Шесть дней нетрудоспособности женщине, которая разгуливает по улице!
— «Разгуливает по улице» и «вышла в аптеку» – это разные понятия, не так ли? — Данилов продолжал говорить спокойно, но это спокойствие уже давалось ему с трудом.
— Не юлите, — нахмурилась Пахомцева. — Продали больничный, так имейте мужество признаться!
— Бросьте вы ваши особистские штучки! — повысил голос Данилов. — Имеете, что сказать по существу – говорите! Если нет – то я пошел работать! И прошу учесть, что сам я на участок не просился! Не доверяете выписку больничных – верните меня обратно на основную работу!
— Не смейте повышать на нас голос! — потребовала Пахомцева.
— Наверное, мне лучше уйти! — решил Данилов. — Все равно я больше ничего сказать не в состоянии. До свидания.
Он встал и, не глядя ни на кого, вышел из кабинета. Сразу же спустился на первый этаж, переписал из двух журналов вызовы и поспешил покинуть поликлинику.
По дороге на участок не переставал удивляться душевным качествам Пахомцевой. Да и Литвинова с Воскресенской хороши, устроили судилище по всей форме. Могли бы просто одернуть Пахомцеву, не городи, мол, чепуху. Но нет – не одернули, потому что сами мало чем от нее отличаются.
«А ведь неспроста она поперлась контролировать твои вызовы, Вольдемар, — сказал себе Данилов. — Тут явственно просматривается дальний прицел!»
На рабочий лад удалось настроиться только к третьему вызову. На первом Данилов то и дело ошибался в рецептах, а на втором перепутал корпуса и долго звонил в пустую квартиру.
Деловой настрой пропал зря. Третий вызов «порадовал» Данилова не меньше, чем сегодняшнее общение с администрацией.
— Ишь чего придумал, — в ответ на просьбу показать документ, дающий право на льготы, прищурилась худая, как жердь, старуха, в давно не стиранном вельветовом халате. — Ты, голубчик, не на такую напал! Дур здесь нету! Ты имей в виду, что Выскубову на мякине не проведешь!
— Мы с вами, кажется, детей не крестили, — строго сказал Данилов, немного опешив от подобной экспансии. — Поэтому уместнее будет обращаться ко мне на «вы». И какая связь между документом и всем тем… — слово «бредом» Данилов деликатно произносить не стал, — …что вы мне сейчас сказали?
— У меня в прошлом году такой же гоношистый субъект пенсию украл! — сообщила Выскубова. — Как раз пока я за удостоверением ходила. А ну пошли со мной! Одного в комнате не оставлю!
Она попыталась схватить Данилова за свитер, но он отвел ее руку в сторону:
— Если хотите, я могу подождать в прихожей…
— Как же! — оскалила рот Выскубова. — Подождешь ты там! По карманам шарить начнешь…
— Смените тон! — потребовал Данилов, еще до конца не определившись, кто перед ним – психически больная женщина или просто обладательница скверного характера… — Иначе я уйду!
— Подумаешь, напугал! — Выскубова решительно не хотела обращаться к Данилову на «вы». — Сегодня уйдешь – завтра придешь! Я могу хоть каждый день вызывать! Имею право!
Такое право она действительно имела, никто не запрещает вызывать участкового врача ежедневно.
— Давайте удостоверение! — сухо сказал Данилов. — Без него ничего выписывать не стану. Или выпишу на обычных бланках!
Выскубова пробурчала что-то себе под нос и ненадолго вышла из комнаты, не делая никаких попыток увести за собой Данилова. Минуты через две она вернулась с удостоверением участника Великой Отечественной войны в правой руке.
— Вот, получай!
Удостоверение звучно шлепнулось на стол перед Даниловым. Данилов взял его в руки и раскрыл.
— Но ведь оно не ваше, — сказал он. — Оно выписано на Выскубова Леонида Осиповича.
— Верно! — кивнула пациентка. — На Леонида Выскубова. Так ведь это мой муж! И я, как его законная супруга и наследница, имею пожизненное право на все его льготы.
— А своих льгот у вас нет? — Данилов положил удостоверение на стол.
— А зачем мне свои, если у меня есть мужнины? — прищурилась старуха, опускаясь на диван. — Ну, чего застыл?! Давай, выписывай, а я диктовать буду…
«А во время осмотра казалась совсем нормальной», — подумал Данилов.
— Давайте прекратим этот цирк! — потребовал он. — Я могу выписать вам обычные рецепты…
— Да подотрись ты ими, своими обычными рецептами! — немедленно отреагировала Выскубова. — Не для того мой муж кровь свою проливал, чтобы я пенсию на таблетки тратила. Не дождешься!
— До свидания! — Данилов, считая свой долг полностью исполненным, убрал ручку и пачку льготных рецептов в сумку и встал, намереваясь уйти.
— Ограбил бедную старуху и надеешься смыться?! — завопила Выскубова, преграждая ему путь. — Не выйдет!
Данилов, ничего не ответив, попытался оттеснить ее плечом. Несильно, чтобы, упаси боже, не упала. Было ясно, что старуха не в своем уме и что Данилов действует на нее так же, как и красная тряпка на быка. Стоит ему уйти, и она потихоньку успокоится.
«По этому адресу я больше ни ногой, — зарекся Данилов. — Пусть свой «постоянный» врач к ней ходит или заведующая».
— Убивают! — истошно заголосила Выскубова, чувствуя, что ее теснят с занятых позиций. — Помогите!
Она вцепилась в ремень даниловской сумки и потянула ее на себя.
«Влип! — подумал Данилов. — Сейчас чего доброго обвинят в ограблении несчастной пенсионерки».
Данилову вспомнился фельдшер Батыров со «скорой», которого такая вот карга обвинила ни много ни мало, а в изнасиловании. Даже уголовное дело заводилось по ее заявлению, правда, почти сразу же оно было закрыто за отсутствием состава преступления. Батыров после этого случая со «скорой» ушел. С «понижением» – из фельдшеров в медбратья приемного отделения сто седьмой больницы.
— Давайте поговорим спокойно, — предложил Данилов, пытаясь высвободить свою сумку из удивительно цепких старческих рук.
— Стану я с тобой разговаривать, ворюга! — раздалось в ответ.
Во входную дверь постучали. Громко и уверенно.
— Кто-то пришел, — сказал Данилов. — Слышите – стучат?
— Это милиция! — обрадовалась безумная старуха и, разжав руки, бросилась открывать дверь, словно боясь, что Данилов может ей помешать.
Оказалось, что это не милиция, а всего лишь соседка, на вид – ровесница Выскубовой, только опрятная, даже – ухоженная, с лаком на ногтях, помадой на губах и аккуратной прической…
— Опять хулиганишь, Максимовна? — строго спросила она, войдя в прихожую, а затем посмотрела на Данилова.
— Я врач из поликлиники.
— Ясно. Опять про мужнины льготы вспомнила?
— Вспомнила! — крикнула Выскубова. — Был бы у тебя муж Герой Советского Союза, так ты бы тоже помнила про его льготы!
— Извините, доктор, — сказала соседка. — Зря только беспокоились. Ольга Максимовна у нас любит почудить, пока дочь с зятем на работе. Я за ней, по возможности, днем приглядываю, но у меня и своих дел хватает… Вы уже все закончили?
— Наверное – да, закончили, — ответил Данилов.
