— Конечно – закончили! — заорала Выскубова. — Обокрал меня, а теперь хочет смыться! Украл пенсию и трехпроцентные облигации! Все мои облигации! Я их по штучке собирала, одну к другой…
— Трехпроцентных облигаций уже почти двадцать лет нет, Ольга Максимовна, — соседка глазами указала Данилову на дверь, иди, мол, не раздражай больную женщину.
«Паршивый сегодня день, — подумал Данилов на лестничной площадке. — Одни незаслуженные обвинения».
С пятого вызова он позвонил в поликлинику.
— Доктор, я вам сейчас дам семь вызовочков, и на сегодня это все, можете больше не звонить, — сказала регистратор, — потому что к пяти часам вы должны быть у главного врача.
— Буду, — пообещал Данилов.
С вызовами он расправился быстро. Даже осталось время для того, чтобы съесть стодвадцатирублевый бизнес-ланч в кафе на углу Белополянской и Михеева, весьма, надо сказать, недурственный – оливье с курицей, а не вареной колбасой, рассольник, две котлеты с картофельным пюре и стакан не самого плохого чая. Общаться с начальством сподручнее на сытый желудок – не так сильно зло разбирает. Все равно в поликлинику Данилов пришел за двадцать минут до назначенной аудиенции, что дало ему возможность вписать в журнал выданные сегодня больничные и расклеить листочки с записями по картам.
Данилов ждал чего-то вроде скандального разноса, но главный врач был воплощением спокойствия.
— Неприятный, конечно, случай с этой вашей Шаболдиной, — начал он. — Разумеется, доказать ничего нельзя, но определенные подозрения появляются.
— Было бы желание, а подозрения не замедлят появиться, — не слишком вежливым тоном сказал Данилов.
— Имейте в виду, Владимир Александрович, что отныне выдаваемые вами больничные листы будут находиться на особом контроле, — главный врач вздохнул, словно контроль за Даниловым был ему чем-то неприятен.
— Я выдаю их по показаниям, поэтому контроль меня не волнует совершенно.
— Правильный ответ, — одобрил главный врач. — По-другому и нельзя ответить на подобное предупреждение. Но – я сказал, а вы слышали. Что же касается вашего самовольного ухода с заседания комиссии…
— Какой комиссии?
— Комиссии, созданной для разбора данного случая, — пояснил главный врач. — В составе Литвиновой, Пахомцевой и Воскресенской. Насколько мне известно, вы самовольно покинули заседание и тем самым сорвали работу комиссии. Было такое?
— Было, — подобная трактовка даниловского поступка просто умиляла его. — Покинул заседание и именно что самовольно.
— Ну, на первый раз я ограничусь устным выговором. Но в будущем прошу вас, Владимир Александрович, не допускать подобных демонстративных выходок. В вашем возрасте пора бы научиться сдерживать себя.
Данилов промолчал.
Главный врач прочел ему краткую лекцию о том, каким, по его, разумеется, мнению, должен быть идеальный сотрудник, и отпустил, сказав на прощанье:
— Но, я надеюсь, Владимир Александрович, что эти неприятности не отвратят вас от работы в нашей поликлинике. Как ваши первые шаги в физиотерапии?
«Не забывай, что это я отправил тебя на учебу, и не спеши увольняться, ведь далеко не везде берут на работу без опыта», — перевел в уме Данилов, а вслух сказал:
— Спасибо, все нормально. Я тоже надеюсь, что больше подобных вопросов ко мне не возникнет.
«Будешь доставать – конечно же уволюсь», — понял Антон Владимирович.
Выходя от главного, Данилов увидел в противоположном конце коридора Рябчикова, запиравшего дверь своего кабинета, и остановился у выхода на лестницу, чтобы подождать его.
— Привет! — обрадовался Рябчиков. — Говорят, что ты крупно отличился…
— Не столько я, сколько Пахомцева, — ответил Данилов, обмениваясь с приятелем рукопожатием. — Она устроила настоящую бурю в стакане. Вот, только что у главного врача был.
Рябчиков нажал кнопку вызова лифта.
— Ты что? — возмутился Данилов. — Какой лифт? Пешком надо ходить!
— Давай, пройдемся пару остановок, — предложил Рябчиков.
— С удовольствием, — поддержал идею Данилов. — Только о том, как я отличился, говорить не будем, а то у меня снова начнет болеть голова.
— Ты такой впечатлительный? — удивился Рябчиков. — А производишь совершенно другое впечатление.
— Нет, просто давным-давно, на вызове, меня угостили тяжелой железкой по голове. С тех пор голова моя периодически болит.
— Поболит – и перестанет, — утешил Рябчиков. — Это тебе не лучевая болезнь…
— Рудольф, я просто поражаюсь, как с твоей боязнью облучения ты вообще работаешь?! — изумился Данилов. — Я бы на твоем месте давно бы на УЗИ переучился бы.
— Я хочу на пенсию раньше, чем остальные, — улыбнулся Рябчиков. — Да и сама работа не вызывает у меня нареканий, только ее последствия.
— Тогда не зацикливайся на лучевой болезни, — посоветовал Данилов. — К чему так изводить себя? Лучше думай о чем-то приятном. О Козоровицкой, например.
Они вышли на улицу и, не торопясь, пошли к Рязанскому проспекту.
— Знаешь, а у Юлии скоро день рождения, — сказал Рябчиков.
— Вот и прекрасно! — преувеличенно бодро сказал Данилов. — Будет повод для развития отношений…
— Это как?
— Подойдешь за день раньше и спросишь, где она будет его праздновать. Скажешь, что хочешь поздравить в нерабочей обстановке.
— А она ответит: «Это ни к чему»… — вздохнул Рябчиков.
— Пораженческие настроения приводят к поражениям, — Данилов погрозил ему пальцем, — а настрой на победу – к победе. Ладно, ты со своей вечной робостью даже на приглашение напроситься не сможешь. Давай действовать проще – в день ее рождения приди с утра пораньше с огромным роскошным букетом и красивой вазой. Это и будет твой подарок. Вазу ей на стол, цветы в вазу, не забудь, кстати говоря, воды налить, чтобы до вечера не увяли, и сиди себе в кабинете, работай, лишний раз в коридор не высовывайся.
— А открытку?
— Зачем? — искренне удивился Данилов. — Кому нужна открытка? Без нее интересней. Создается видимость интриги.
— Но тогда она не узнает, от кого цветы?
— В поликлинике да не узнает?! При нашей скорости распространения информации? Тебя же с букетом увидят и гардеробщица, и дамы из регистратуры, и еще кто-нибудь из сотрудников… Да она еще на подходе будет знать, что ты устроил ей праздничную икебану. Короче – работай себе и жди, пока она не придет к тебе, чтобы сказать спасибо. Козоровицкая – девочка воспитанная, она обязательно поблагодарит. Вот тут-то и действуй. На фоне позитивного настроения.
— На словах все выглядит замечательно…
— А на самом деле выйдет еще лучше! — заверил Данилов. — От робких вздохов и туманных намеков пора переходить к делу. Ты знаешь, чем, с женской точки зрения, плохо твое поведение? Тем, что ты делаешь какие-то авансы, подводишь к определенной черте и останавливаешься… Улавливаешь?
— Ты хочешь сказать, что у Юлии создается впечатление обо мне, как о несерьезном человеке?
— Нет, у нее создается впечатление, что ты вынуждаешь ее первой проявить инициативу. Вряд ли
