В протестантской Швейцарии сложилась поговорка, что
В итоге, невзирая на всю ненависть Лютера к сынам Иуды, его учение принимается ими гораздо легче, чем другие христианские исповедания и даже рассматриваются юдофилами как шаг к еврейству.
Заключая очерк по вопросу об иудейском правительстве на Западе Европы в средние века, мы для полноты картины обязаны вновь напомнить о Борухе Спинозе.
Любимым занятием еврейского философа, как утверждают его биографы, было наблюдать по углам своей комнаты истребление мух пауками. Ему же принадлежат и следующие положения:
IV. Польша
Как не бывает медленных зайцев, так нет и простоватых евреев. Из лицемерия и обмана создаёт Израиль свой путь. Лукавство по отношению к Богу и ближнему — самая существенная и наиболее характерная черта иудейской религии и всего еврейского обихода. Этих истин, как будто, не знал или же, ослеплённый красотой Эстерки, не мог понимать Казимир III, Старый король польский (1410—1470гг.), в просторечии именуемый Мардохеем II. Наставники “многострадальной синагоги” поднесли ему несколько золотых блюд с червонцами и просили дать убежище своим единоплеменникам отовсюду гонимым… Сверкание золота и слезы Эстерки решили дело. Сами же поляки не защищались. Между тем, ещё лет за двести раньше, король Аррагона и Кастилии, Альфонс VIII также воспылал необузданной страстью к юной и прекрасной дочери “избранного” народа, Рахили из ожидовлённого Толедо. Этим не замедлили воспользоваться её соплеменники и под кровом новой Эсфири стали изощряться в талмудических проделках… Бесплодно гранды на коленях умоляли короля:
Тогда иудейская наглость ещё раз пожала, что посеяла. Рахиль была убита…
В Польше магнаты, увы, не последовали примеру грандов и… погибли вместе со своей родиной, как, впрочем, после смерти Казимира была замучена народом и коварная Эстерка с обоими прижитыми от него сыновьями. Тем не менее, на всём дальнейшем пути “свободолюбивых сарматов” в истории евреи размножались, богатели, приобретали тиранические привелегии, а страну, их приютившую, влачили на смерть…
Льстивые “баснописцы” назвали Казимира не только Великим, а и “королём мужиков”. Муза же Клио постановила такой приговор:
Во времена Яна Собесского под покровительством иудействовавшей королевы двое израильтян распределили между собой, наконец, и самого Венского триумфатора так: один из них, медик Иона, взял себе тело короля, а другой, Бетзаль, — его финансы. За цену, много выше нормальной, сделавшись арендатором его земель, Бетзаль не только давал королю возможность сохранять мишурную власть деньгами, но и эксплуатировал его, как хотел, продавая королевские милости с аукциона. Сверх того, держа на откупу таможни, Бетзаль совершал дерзкие, невероятные злоупотребления, разрушая во славу кагала народные торговлю и промышленность. Сыны Иуды торжествовали, открыто заявляя, что с этим новым Мардохеем вернулись к ним “блаженные времена” Ахашфероша (Артаксеркса — Лонгимана, создателя “Пурима”). Сто раз хотели убить Бетзаля, но его охраняла гвардия из тридцати “благородных” поляков. Что же касается “доктора” Ионы, то, “помогая своему счастью”, и он, конечно, не дремал, а в довершение благополучия, чтобы скрыть содеянное, преподнёс своему пациенту такую дозу меркуриальных препаратов, что тот в страшных мучениях скончался… Лишь после смерти короля наступил час возмездия и для обоих израильтян. Подобно Эстерке, любовнице Казимира III, Иона и Бетзаль жизнью заплатили за всё зло, причинённое ими стране, отогревшей их на своей груди.
Впрочем, невзирая на это, история Польши представляет и такой, даже для еврейской сцены невероятный, факт.
18 августа 1587 года, когда избирательный день приходил уже к концу а ожесточённые партии всё ещё не могли достигнуть большинства ни в пользу шведа, ни в интересах австрийца, князь Радзивилл прислал своего умного Сауля, чтобы он постарался склонить к соглашению наиболее упорных из противников. Но едва спокойная фигура Сауля показалась среди этой пьяной и разгорячённой толпы, как у “избирателей” блеснула затея — посадить на трон самого радзивил-ловского фактора, пока враждебное настроение не затихнет и не будет избран настоящий король. Весьма расположенные к семье Шауля (Сауля) Вайля Радзивилл и Замойские ничего не имели против забавного проекта. Братья Зборовские могли гневаться и возражать, но что они способны были сделать вопреки большинству?!…
Итак, сын падуанского раввина Шауль Вайль из Бреста-Литовского стал королём на одну ночь, королём малёванным, королём in ab stracta, как выразился Стефан Баторий на сейме, говоря о своих предшественниках, а всё таки — польским королём… Вечером 18 август; 1587 года началось его царствование, а утром 19 кончилось, чтобы перейти в тот же день к шведскому принцу Сигизмунду III. Тем временен среди иудеев воцарилось крайнее изумление и, вместе, гордая радость Уже полторы тысячи лет продолжались скитальничество и притеснения Корону науки приобретали многие из потомков Агасфера, теперь и корона власти монаршей над гоями почила на главе одного из них!
Увы, за этот позор, устроенный пьяной шляхтой, но отражавший, впрочем, степень действительного порабощения её кагалом, пропала Польша…
Счастливые потомки равви Сауля унесли на целые столетия живейшие воспоминания о своём коронованном предке. Если бывали сыновья, внуки, правнуки “короля из Брест-Литовска”, то за тысячи миль торопились отцы предложить им в замужество богатейших в иудействе невест. И поныне во многих домах Англии, Польши и Германии сохраняется благоговейная память о его величестве равви Сауле…
Sunt lacrymae rerum et mentem mortalia tangunt!
Назойливо пробираясь повсюду и всё оскверняя, как бы в ознаменование того, что на печати эшмалотарков Вавилонии была изображена муха, сыны Иуды никакой пронырливостью не ограничивались. Как только являлась возможность, они безотлагательно бравировали своей властью и даже не затруднялись выдвигать собственное правительство напоказ. Если в древнем Риме сосредоточием еврейских гешефтов и международным банком кагала служил иерусалимский храм, то и среди Речи Посполитой на ярмарках в Люблине и Ярославле (Галиция) собирался “Ваад шел арба арацот” — “Синод раввинов четырёх земель” (Великой и Малой Польши, Руси и Литвы). В лице избираемых ad hoc депутатов еврейства (парнасе гамедина), “Ваад” являлся одновременно и всеиудейским парламентом, и центральным правительством евреев, и верховным трибуналом судей Израиля (дай-нэ ra-арец). Во главе Синода обыкновенно стоял прославленный раввин, например, Мардохай Яфа (1530—1612 гг.). Как председатель, так и члены “Ваада” вели превосходные гандели. Целый же “Ваад”, in cor-pore, представлял собой такой же международный центр еврейства, каким в начале нашей эры являлся храм в Иерусалиме. Придавая иудейским общинам не в одной Польше единство, устойчивость и силу, а через это почётное значение внутри и во-вне, “Ваад шел арба арацот” внушал отвращение и ужас христианам. Горделивый же клич сынов Иуды в день отпущения грехов (Иом-Киппур), — “Лешана га-боа Бирушелаим!”, т. е. “На будущий год (встретимся уже) в Иерусалиме”, ничего, равным образом, не обещал полякам хорошего. Если “быдло” — крестьяне пикнуть не смели против еврейства, то не лучшей представлялась и участь надменных панов. Правда, они обольщали себя сказкой, будто бы “у каждого магната есть свой жид”, но и тогда уже на самом деле у каждого жида