тащили нам с Запада всякую умственную гниль, затасканные отбросы чужой культуры (нигилизм, ницшеанство) лишь бы отучить от самобытности, лишь бы столкнуть нас с исторического пути. Мало всего этого! Евреи устами своих русских рабов, всяких теоретизирующих недо-мысленников, наложили херем на всех, кто позволил себе усомниться в искренности иудейского культуртрегерства. “Таким” гг. Михайловские и Гольцевы, с благословения еврейского, отвели проплёванный угол “мракобесия” и “отсталости”; “таких” объявили за порогом отечественной словесности; “таких” заклеймили позором и отчуждением.
Еврейский натиск расколол всю русскую литературу на два враждебных стана. Еврейское “равноправие” стало, вдруг, пробным камнем “честности убеждений”, рубиконом политической нравственности, мерилом личных достоинств, билетом на райское блаженство, паспортом литературности и художественности. И так до сего дня…
Сколько у нас в литературе несправедливо отвергнутых и забытых — и всё из-за жида! Такая вражда партий, направлений, а изнанка одна — жид!… Ради него раскололась литература и междоусобствует насмерть. Он всё внёс: и непримиримость, и озлобление, и ядовитую клевету, и неразборчивую месть.
Прежде этого не было. Герцен и Хомяков дружески беседовали в одном салоне, а у них ли не были различны взгляды? В. Белинский и К. Аксаков горячо любили друг друга, а разве были они единомышленниками? Но теперь попробуйте свести “различные взгляды”, да они глаза выцарапают друг другу, а то и просто обменяются пощёчинами. Стоит только вспомнить “Вехи” и тот гвалт, который подняли из-за них еврейские борзописцы. Писатели и журналисты из-за этого сборника перегрызлись, как собаки, а почему? Да, видите ли потому, что в сборнике Струве и Булгаков усомнились в нравственной порядочности революционеров, т. е. лиц иудейского происхождения. Обидно стало единоплеменникам Азефы, и вот — гвалт и ссора…
В. Окончательное пленение евреями русской литературы относится к началу нового столетия. Победа марксистов над народниками была и победой евреев над русскими писателями… Уже “социал- демократические” журналы -“Начало”, “Правда”, “Жизнь” сплошь пестрили иудейскими псевдонимами. Да и “победу” декаденства приходится приписать тому же Израилю. Родоначальником декаденства является “Северный Вестник”, основанный Волынским-Флексером вкупе с Минским-Виленкиным и Любовью Гуревич. Неудивительно, что столичные дантисты и фармацевты с таким жаром встречали “модернистов” — это “из наших” — втайне восхищались еврейчики и аплодировали.
Так же, впрочем, аплодировали они и революции и тоже по родственному чувству. Ещё бы! Дейч, Гершуни, Гоц, Рутенберг, Азеф, Хрусталёв-Носар, Троцкий-Бронштейн, Парвус, Рубинович и т. д. Чем же не “русская” революция?
Или вот ещё “русская” скульптура, кто её творцы: Антокольский, Гинзбург, Аронсон, Бернштам, Синаев-Бернштейн. Все такие фамилии, что Русскому хоть с моста да в воду.
Ко времени русско-японской войны и последовавшей затем смуты, литература положительно разделилась между 12-ю коленами израильскими. Конечно, публицистика была в нераздельной власти евреев, но не лучше обстояло дело и с критикой, и с философией, и с художественной литературой.
Пускай, то была особенная пора, когда они угрожали нам даже иудейским “царём”. Но вот теперь революция, кажется, прошла, а евреев стало вдвое больше! Они во всех щелях, во всех норах литературы, имя им теперь — легион В критике: Корнфельд, Кранихфельд, Венгеров, Айхенвальд, Абрамович-Кадмин, Л. Шестов-Шварцман, П. Коган, Н. Лернер, Фричс, Волынский-Флексер, Л. Гуревич, Долинин-Искоз, Мендельсон, Бродский, К. Сюнненберг, Лурье, А. Эфрос; в театральной критике: Н. Эфрос, Homo Novus- Кугель, Lolo-Мунштейн, Э. Бескин, А. Койранский, Яков Львов-Розенштейн; в публицистике: А. Яблонский, Изгоев, Каминка, Гессены, Дионео-Шкловский, Вейдемюллер, Вл. Жаботинский, Слонимский, С. Прокопович, Н. Иорданский, Оль-Д'Ор, Вл. Азов-Ашкинази, Вл. Брендер, В. Волин-Шмерлинг, Дж. Нрауниш-Любошиц, Мускатблит, Ратнер, Зак, Меб-Бескин, Гальберштадт, М. Шик, Мандельштам, И. Матусевич, Волжанин- Израэльсон, Берлин, Клейнборт; в беллетристике: О. Дымов-Перельман, С. Юшкевич, Д. Айзман, А. Кипен, С. Ауслендер, С. Анский, Н. Осипович, А. Грон, Аверченко-Лифшиц, Архипов-Бернштейн; в стихотворстве: Минский (Виленкин), Саша Чёрный-Гликберг, Амари Вл. Ленский-Абрамович, Тан-Богораз, Дм. Цензор, Янтарев-Бернштейн, Муни-Киссен, С. Рафалович, К. Льдов (псевд.), С. Городецкий, Як. Годин, М. Гофман, Биск, Дике, С. Рубанович, Теффи-Лохвицкая, М. Паппер, Фейга Коган, Вилькина, Эренбург, Волькенштейн…
По этот еврейский список далеко не исчерпывает всю пишущую иудейскую саранчу. Сколько их по редакциям всяких “охраняющих входы”, Сколько их по провинции, в Киеве, в Одессе, сколько еще репортеров (это их призвание), всяких гг. Кегулихесов и Редеров?…
И эти господа направляют судьбами литературы, от них просвещение от них знание, от них русское слово!
Столичные книгоиздательства сплошь еврейские. “Московское книгоиздательство” Пализена, “Польза” Антика, “Универсальное к-во” Столяр, «Современные проблемы” Кадиша, “Мир”, “Культура”, “Освобождение”, “Шиповник” Копельмана, “Просвещение” Цейтлина, “Общественная польза”. „Брокгауз и Эфрон“ (Энциклопедический словарь), “Гранат” (Энциклопедический словарь) Левенсона.
Из столичных газет и журналов специфически еврейскими являются “Речь” Гессенов. “(Современный Мир” Иорданского, “Сатирикон” Корнфельда, “Солнце России”, “Синий журнал” Корнфельда, “Биржевые Ведомости» и “Огонёк” Проппера, “Запросы жизни” Бланка, “Копейка” Городецкого. — Московская Газета” Бескина… И все это — только в столицах.
Как видите, дальше идти некуда. Вместо печати и литературы, битком набитая синагога, жаргон торжествует; “гой”, как нищий стоит в притворе… На “алтаре” безнаказанно происходит заклание и разодрание всего русского обкрадывается русский язык, опошляется русский ум, оплевывается русская история, поносится русский народ. Ужас в том, опасность в том, что евреи, перенимая наш язык, наши литературные формы, внешне усиленно прикидываясь русскими, всячески стараясь внешне обрусеть, остаются все теми же евреями, вкладывают в русские формы свое, еврейское содержание, свой дух,вытесняют наши духовные ценности, нашу психологию, нашу нравственность, наши русские идеалы. Опасность прежде всего в том, что евреи обкрадывают нас лингвистически (как они уже обокрали немцев), внутренне с нами не сливаясь, не ассимилируясь психологически. Пиши евреи на своем говоре, нам бы от этого не было убытка, но их еврейская мысль получает русское выражение и таким образом пролазит в наш русский обиход.
Где широкой публике разбираться в тонкостях стилистики? И вот звучные псевдонимы облыжным путём проскальзывают в читательскую массу. Среди евреев, пишущих по-русски, конечно, есть люди знания и любви к литературе и её истории. Таковы Волынский, изучавший Достоевского, Венгеров, историк литературы, Лернер, посвятивший себя Пушкину, Айхенвадьд, пылающий нежной любовью к нашим классикам, Гершензон, возлюбивший славянофильство и многие другие. Но… не лучше ли им не знать или открыто презирать нашу духовную сокровищницу? Ведь только по-еврейски они и любят, и оценивают.
Достоевский у Волынского получился с длинным носом, а К. Аксаков у Венгерова похож на цадика; у наших же классиков, как они выставлены у Айхенвальда, чуть-чуть гортанный говор и какая-то семитическая чувствительность.
И я не знаю ещё что страшнее для России, для нашей литературы ненависть или любовь евреев? Думаю, что любовь. Разве не пылал спрут-Израиль пламенной любовью к Ханаану и разве не всосал в себя все его сокровища? Сорок веков меняют евреи языки и одежды, страны и обычаи, а остаются евреями. Они, быть может, и от нас уйдут, но их дух останется. Дух отрицания и низменности… Должно быть, такова именно задача вселенского спрута: возлюбить, приспособиться, истрепать, высосать, опустошить все, оставить мерзость запустения и уйти.
Для евреев наша литература, конечно, обетованная Палестина. Какая радость обрядить, своё духовное убожество, свою трусливую похоть, свою хдладную корысть в такой пурпур и висон, придать своей низменности полёт и дерзание, похоти красоту, корысти размах и нравственное оправдание и втянуть в свою нарядную грязь ещё одну неиспорченную душу!
Бойтесь иудейской любви, страшитесь её нежных толкований — волки приходят в овечьей шкуре. Но надо поглядеть на зубы, вникнуть в волчьи инстинкты, присмотреться к блеску волчьих глаз.
Необходимо обратиться к психологии иудейского творчества, к сути катальных замыслов, добраться до жидовской изнанки!…
XIX. Такова панорама “свободы” и “равенства” иудейских,
