справедливость, разрешили задачу блистательно. Яко бы лишь с целью подавить восстание Араби-паши, они захватили Египет одним сражением под Тель-эль-Кэбиром, где Араби попал в плен, а герцог Кон- наутский бежал с поля битвы от мнимого страха. Вслед за этим Англия изподтишка “по случаю несостоятельности египетского хедива” овладела большинством акций Суэцкого канала, где и стала хозяйничать. Всё это учинилось, разумеется, через евреев: двух французских — Леона Гамбетту с Альфонсом Ротшильдом и одного английского — Вениамина Д'Израили. Вскоре же через явное, по примеру Гамбетты, предательство французского министра иностранных дел Делькассэ англичанам удалось занять прекраснейшую из областей центральной Африки — Уганду, истребив благородного короля М'Тезу и всех его патриотов-советников. Несколько позже вероломством и жестокостью те же сыны Альбиона приобрели Трансваль, а мы прозевали, быть может, единственный момент, когда должны были рассчитаться за Крымскую войну, не дожидаясь, пока они истребят наш флот вновь, но уже, risum teneatis, через отвергнутых самими нами, естественных союзников России — японцев под Цусимой. Оставались верховья Нила, откуда грозил Британии негус абиссинский Менелик и доблестный французский полковник Маршан. Тогда “Старая Англия” поставила на всемирную сцену ещё невидимую трагикомедию под заглавием “Пересмотр дела Дрейфуса”, а у своей соседки Франции заварила такую кутерьму, когда и кошка не могла уже распознать своих котят… По особому заказу для “дружеского” дивертисмента начались в той же Франции сперва новые беспорядки во флоте, а затем и взрывы броненосцев, от времени до времени повторяющиеся доныне. Здесь ради пущей забавы изменников оказался на первом их плане, Хацкель Ульмо, двоюродный брат оправданного Дрейфуса, сейчас, без сомнения, столь же “невинный страдалец” на Чёртовом Острове в архипелаге Спасения у берегов Гвианы.
Являясь в течение, по крайней мере, ста лет главной из европейских держав владетельницей в Африке, Франция вынуждена была отступить перед масоно-еврейскими затеями Британии…
Но дело этим далеко не ограничилось. Отравив Францию междуусобицами, скомпрометировав её флот и деморализовав армию наряду с юстицией, союзники Англии, кагал и масоство, обратили “благосклонное внимание” на министерство иностранных дел в Париже.
Отсюда разширялся новый, равным образом, преисполненный иудейского комизма, инцидент.
Обсуждая далее психологию изменника Руэ, “Matin” приходит, в конце концов, к выводу, что в нынешней Франции страшно упала общественная нравственность.
Кто же, однако, проливает крокодиловы слезы об упадке нравственности, о необходимости чистки в дипломатии? — Лейб-орган масонов, т. е. газета тех самых развратителей, которым не только Франция, а и весь мир обязаны крушением всех нравственных начал. Если говорить о чистке несчастной Франции, то её следует начать изгнанием иудеев с их “Всемирными израильскими союзами”, с их “Великими Востоками”… А пока иудеи не изгнаны, напрасно “негодует” жидовское “Утро”[75] (“Matin”). С переменой декораций тот же лейб-орган озаботиться усыпить, а “торжеством правосудия” над одним Руэ, конечно, даже порадовать возмущённую совесть французов.
Тем более нужно ожидать именно такого оборота, что Мэмон — еврей родом из Басры (Месопотамия). Родители Мэмона, как сообщает “Libre Parole”, — кровные иудеи, долго жили в Йемене и занимались торговлей. Дипломатический публицист и предатель Айзик Мэмон оказался в конце концов сыном еврейского раввина Маймуна, бежавшего с семьёй из Испании в Египет, а оттуда в Сирию. Впитав в себя с молоком матери веру в грядущее величие еврейства, ребэ Мэмон стал сионистом и лелеял план создания собственного еврейского государства в Малой Азии.
Нужно признаться, сам Мэмон действовал в этом направлении неутомимо и с огромной настойчивостью. Прежде всего, он решил добиться от турецкого правительства железнодорожной концессии Хомс-Багдад. Этот железнодорожный проект казался “испанцу” наилучшим и прямым путём, чтобы соединить Средиземное море через Бейрут-Хомс-Пальмиру-Багдад с Персидским заливом.
Мэмон рассчитал, что длина такого пути будет равна 900 километрам, а стоимость достигнет 45 миллионов франков. Завязав тесные отношения с лондонскими и парижскими, еврейскими биржевыми и банкирскими кругами, он не преминул заручиться их согласием на финансирование затеянного им предприятия. План сооружения исподволь грядущего иудейского владычества в Месопотамии встретил радостный отклик среди лондонских и парижских евреев-банкиров. Оставалось лишь добиться получения концессии на создание железной дороги Хомс-Багдад, которая бы прорезала будущее еврейское государство в Месопотамии. Заручившись всяческой поддержкой европейских евреев-банкиров, “испанец” стал добиваться получения концессии вместе с евреем Рехницером и полуевреем Бонэ.
Сначала ребэ Айзик стал, по словам “Frankfurter Zeitung”, подкупать турецкого принца Махмуд-Дамед- пашу и его жену принцессу Сени. Принцу и принцессе было поднесено золотое, усыпанное драгоценнейшими камнями, блюдо. Но ни принц, ни принцесса не могли помочь Мэмону, ибо султан Абдул-Гамид был непоколебим. Он ненавидел евреев и ни за что не соглашался разрешить создание в Месопотамии иудейского королевства, или хотя бы даже предоставить еврейской компании концессию на линию Хомс- Багдад.
Потерпев первую неудачу, Мэмон и Рехницер решили обратить внимание на султанский гарем, чтобы добиться получения желаемой концессии через посредство султанских красавиц-одалисок. Оба еврея- компаньона подкупили одного евнуха, обещавшего им покровительство в получении концессии путём воздействия на султана со стороны некой упоительной черкешенки. Но судьба расстроила и этот план. Вся комбинация была вскоре раскрыта. В итоге одалиска была казнена, а евнух отравился.
Шансы Мэмона и Рехницера на получение концессии не улучшились и после еврейско-турецкого переворота. “Младо-турки”, талмудисты, хотя свергли султана и за его нелюбовь к “избранному народу” увезли к себе в македонский Бердичев Салоники, где и заключили пожизненно в тюрьму, которую приготовили из дачи жида-банкира Мордуха Аллатини, тем не менее, в еврейском вопросе оказались на этот раз полными единомышленниками Абдул-Гамида.
Но Мэмон и Рехницер не теряли надежды. Ребэ Айзик прочно обосновался в Париже, где вскоре же завёл, как известно, отношения с сочувствовавшими идее еврейского государства дипломатами, масонами и евреями, питая твёрдую надежду, что раньше или позже, но его ждёт победа. А тем временем принялся за торговлю дипломатическими документами.
