может. Золотом коварно заказывается и пускается в ход идея; золото же куёт и оплачивает железо, меч или механизм, предназначенные осуществить её. Царствуя, как повелитель и выражаясь, как тиран, золото повергает к ногам того, кем оно раздаётся, королей и знать, министров и поданных, философов и женщин, старцев и юношей, искусства и науки, законы и понятия, нравы и склонности…
Каждый истекший день придаёт сказанному всё более зловещий блеск, в конечном же выводе убеждает, что золото — это еврей.
Режим иудейских финансистов, если не уничтожает вполне возвышенных стремлений человечества, то сверху до низу потрясает их. На горизонте восходят новые светила, пред которыми бледнеют идеи нравственности. Иные становятся более или менее туманными, а некоторые и совсем невидимыми. Вместо них безумие подражания евреям овладевает умами и производит легко объяснимое понижение общественного уровня.
Раз деньги явились главным центром тяготения и обратились в верховную цель бытия, это роковым образом проникает до отдалённейших глубин социального организма. В такой среде наклонности и призвания размениваются на мелочь, государственный человек становится похожим на биржевого дельца, наука живёт рекламой, искусство впадает в продажность, либеральная профессии вырождаются в эксплуатацию сомнительной честности и с весёлым цинизмом отвергаются старые традиции, а люди, которых они поставляют на общественное поприще, ведут себя, как интриганы, стремящиеся только к наживе.
Если сыны Иуды были царями финансистов во все времена, то никогда в том же размере, как ныне финансы не являлись основанием войны и мира, душой политики и промышленности, равно как всех вообще человеческих отношений; счастьем и покровом семьи; обстановкой всякого положения, отличия или достоинства, всевозможных связей и почестей; увенчиванием любой славы и родовитости. Сверх того, отнюдь никогда раньше это владычество, домашним очагом и цитаделью которого служит железная касса еврея, не сосредотачивалось в кагале столь вероломно, как в наши дни.
По объёму настоящего исследования трудно, к сожалению, войти в подробности проблемы. Предстоит ограничиться тем, что неизбежно для раскрытия беспредельности и глубины деспотизма, которым еврей обязан своему металлу, равно как неподражаемому искусству вызывать его просачивание к себе и, наконец, природному инстинкту, таланту, если хотите, гению, с которым еврейство превозносит оказываемый им кредит над всяким иным величием и уравновешивает так, что поколебать либо низвергнуть этот кредит — значило бы перевернуть мир вверх дном.
Не упало ли современное общество до такого цинизма, что допустило биржу сделаться безапелляционным судьёй народных движений и правительственных мер?!…
Да, — золото владеет миром, а еврей — золотом!…
Если вообще согласен с истиной афоризм
Еврей больной идёт к врачу-еврею; участвуя в судебном процессе, еврей обращается к адвокату-еврею же; еврей-грамотей подписывается на еврейскую газету, подчас и на жаргоне; еврей-покупатель старается иметь дело с продавцом-евреем; еврей-директор консерватории наполняет её, а затем и оперную сцену евреями; еврей-врач окружает себя еврейскими же ассистентами; еврей-профессор подтасовывает шаббесгоев и заполняет университетские кафедры опять-таки евреями и т. д. А мы, христиане, не хотим ни понимать этого, ни оценивать по достоинству. Мы даже поклоняемся евреям и несём к ним сбережения, сделанные для наших детей. Но ведь у немцев существует даже поговорка:
Между тем, всякий, кто хочет видеть, может легко убедиться, с какой быстротой разрастаются иудейские капиталы, как нагло сосредоточиваются они в больших компаниях, неуклонно захватывающих все отрасли народного хозяйства, тираннизирующих и деморализующих всё вокруг. Сами же “акционеры” — евреи,
Всемирный кагал уже достиг такого положения, что может командировать своих членов в состав того или иного правительства. Он это и делает.
Но, и независимо от сего, проникновение еврейских финансистов в правительство навострилось происходить более точным и ближайшим путём. Рядом с фабрикацией общественного мнения сыны Иуды подделывают как народных представителей порознь, так и целые партии “негодной свободы” либо “народной невзгоды”. Для таких манекенов кагала управлять через евреев и для евреев — основной пункт программы. По взятии же власти эти шаббесгои передают еврейству всё — от финансов до дипломатии страны…
Действительно, представим себе, что ad hoc сфабрикованные Haute Banqu лицо или партия вступили во власть. Поддерживавшие их деньгами банкиры, очевидно, не могут удовлетворяться воздействием на политику издали. В той либо другой форме, а потребуют они раздела власти и непосредственного участия в управлении страной. Тогда наступает захват высших должностей креатурами биржи, а затем и иудаизация министерских постов. Банкиры, в свою очередь, станут толкать их во всякие антрепризы, подмалёванные блистательными красками, но неизменно являющиеся ареной для спекуляций и всегда разорительные для государства. Чрезвычайное развитие государственных сооружений тому характерный пример. Ближайшим же и, кажется, не дурным образцом, в связи с нашим бланком на китайском векселе в 100 миллионов рублей для уплаты контрибуции, на которую Япония изготовила затем флот, устроивший нам же Цусиму, является занятие нами Порт-Артура, вызвавшее сооружение отнятой вскоре японцами маньчжурской железной дороги на сотни миллионов рублей, заимствованные Россией у Франции под учёт дружественного распевания нами Марсельезы… Новые и новые займы, необыкновенное размножение акционерных обществ, усердное возделывание взяточничества через изобильные выпуски “промессов” параллельно с целыми тучами экономической саранчи — акций и облигаций, невероятные субсидии и повсеместная кутерьма хищений, увы, чего только с еврейской ловкостью нельзя извлечь из строительного умопомрачения под иерихонские трубы либеральной прессы, овладев наивным или восторженным народом. А уж если кто способен содрать с одного вола две шкуры, то, без сомнения, дети “избранного” народа, банкиры же его — в особенности. Между тем, пока безрассудные, скажем, “маньчжурские” строительные мероприятия доведут государственные финансы до истощения, Израиль где-нибудь в другом месте успеет, конечно, своих тощих коров заменить тучными…
6. Нарисовать полную картину банкирских махинаций кагала мог бы разве энциклопедический ум. Как Афины и Рим, так и Иерусалим — город единственный во вселенной. Подобно тому, как афинские мудрецы положили основание философскому умозрению, а римские армии развернули все доблести и осуществили чудеса войны, так и завоеватель — Иерусалим воздвиг искусство обогащения на недосягаемую высоту. У него есть свои гениальные люди и смиренные рядовые, неудержимые храбрецы и благоразумные кунктаторы; он умеет вести одну и ту же линию на протяжении веков и в несколько месяцев совершить дело целого столетия. Как и Рим, он владеет собственными правилами тактики и руководящими началами стратегии, особой дисциплиной и нарочитым героизмом. В нём даже больше гордыни, чем в Риме, так что он и сам отнюдь не прочь бросить вызов. Лишь в тот роковой день, когда оскорблённый Рим наносит ему coup de grace и повергает ниц, Иерусалим познаёт, наконец, кто истинный владыка мира!…
На пути эволюции и завоеваний Израиля, его банкиры играют роль главнокомандующих армиям. Деятельность их мозга, знание территории, талант маневрирования, чутьё великих случайностей, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование.
История европейских бирж распадается на два периода: первый, юношеский, открывший “забаву” игры ценами товаров на срок идёт с XVI до начала XIX века; второй, зрелый, изобретя новую игру бумагами, жонглирует, фикциями, торгует мнимыми ценностями, но прежде всего потешается устройством государственных займов и государственных же банкротств, о чём минувшие века и понятия не имели.
Как раньше предсказывали страшный суд, так евреи пророчат теперь какой-нибудь великий крах, универсальное, мировое банкротство с достоверной, однако, надеждой, что им самим испытать его не придётся.
