— Да, непорядок. Надо будет командиру сказать, — усмехнулся Булавинов.
— Ну вот, опять смеётесь. Вроде я не понимаю, что это делается тогда, когда приказ будет. Я про то говорю, что моря по-настоящему ещё не видел.
— Посмо?трите ещё! — успокоил Булавинов. — Я сам море люблю.
— А боцман про поход ничего не говорил? — хитровато спросил Василь. — Он же всё знает.
— Говорил. Говорил, что поход будет своевременно или чуть попозже. Но вы не бойтесь, про вас не забудут.
Когда пришла пора выполнить приказ: «Все наверх! По местам стоять! С якоря сниматься!» — Василя как ветром сдуло с койки. Он сразу же стал торопливо одеваться. Но, как назло, руки не попадали в рукава, ноги — в штанины. Впопыхах он обул ботинки без носков, а носки зачем-то сунул в карман.
Боцман уже был на своём месте и с обычной улыбкой посмотрел на Василя, когда тот принялся разматывать шланг: на обязанности Василя лежало обмывать цепь во время подъёма якоря.
— Хорошо действуете, товарищ матрос, — похвалил боцман, но тут же, не меняя тона, добавил: — А если бы ещё носки были у вас на положенном месте, а не в кармане, то всё было бы отлично.
Василь почувствовал, что покраснел. Добро, что было ещё темно, а то Булавинов непременно бы сказал: «Подходи прикуривай…» — и показал бы на Василёвы уши.
«Откуда он про носки дознался?» — недоумевал Василь, но, когда украдкой провёл рукой по карману, сразу всё понял: носки предательски выбились наружу. Торопливо засунул он их поглубже, но боцмана это не устроило, и он приказал Василю тут же, при всех, переобуться.
Брашпиль выбирал цепь медленно, звено за звеном; цепь грохотала о железный настил палубы и казалась Василю бесконечно длинной. Он стоял у самого клюза и хлестал по появлявшимся кольцам цепи тугой струёй воды из брезентового шланга.
С моря тянуло солёным ветром. Василя всё время обдавало брызгами, и роба на нём промокла. Ему стало холодно. Боцман словно почувствовал, как дрожат у Василя плечи. Он подошёл к нему и тихо сказал:
— Спокойно!
От одного этого слова, сказанного просто, у Василя сразу унялась дрожь, и он стал замечать, что происходит кругом. А кругом все были на своих местах, все занимались своим делом, и никакой суеты. Корабль медленно продвигался вперёд, подтягиваемый якорной цепью. Стучал натужно брашпиль. Доносились команды. Наконец якорь показался над водой. Корабль вздрогнул и уже своим ходом двинулся вперёд занимать место в строю. Один за другим корабли вышли в море.
Со всех сторон бухту окружали огни, и Василь стал беспокоиться, что командир корабля не найдёт в такой обстановке выхода из бухты. Но корабль шёл, не сбавляя хода, уверенно стал на своё место в строю и ещё прибавил ходу.
Василь успокоился, посмотрел на других матросов, расставил ноги пошире и стал ждать моря. Наконец-то сбудется давняя мечта!
Море встретило молодого моряка штормовой волной. В первую минуту Василь ничего не понял. Случилось что-то совсем непонятное: казалось, кто-то огромный навалился ручищами ему на плечи и начал вдавливать в палубу, а в следующее мгновение палуба стала вдруг уходить из-под ног. Затем снова в ногах свинцовая тяжесть, и опять провалилась палуба.
И в этот момент вспомнился Василю, вспомнился ярко, с подробностями, один день из детских лет. В сарае к балке подвешены качели: он стоит на одном конце доски, друг его Петька — на другом. Петька всё приседает и приседает, раскачивая доску. Василю не страшно, но он почему-то начинает кричать. С ним творится что-то неладное, ему становится плохо, стучит в голове, тошнит. Он кричит, но Петька только озорно смеётся и раскачивает доску ещё сильнее. Василь взлетает под самую стреху. Потом Василь очутился на земле — то ли он свалился с доски, то ли Петька понял наконец, что с другом беда. Василю было так плохо, что он ничего не соображал. Запомнился только сердитый голос Петькиной матери: «Ты что, дурень, делаешь? Не видишь, что его укачало?»
«Неужели и теперь?.. — с тоской подумал Василь. — Тогда всё пропало…»
Волна за волной обрушивались на корабль. Острый форштевень рассекал валы, и по бортам взлетали вспененные султаны, точно перед кораблём беспрерывно рвались глубинные бомбы. Он то взлетал на волне, то проваливался куда-то вниз.
С каждым ударом волны Василь всё больше убеждался, что его жизненные планы рушатся, что моряка из него не выйдет. В голове с каждой минутой прибавлялось свинца, в ногах появилась противная дрожь. До него, как будто из-за стены, донёсся голос боцмана:
— Матрос Петренко! Уберите шланг на место.
Василю показалось, что боцман приказал ему сделать что-то совершенно немыслимое, невыполнимое. Можно ли убирать какой-то шланг, когда кажется, что оторви руку от скобы, за которую держишься, и сразу же очутишься за бортом в этом пенистом водовороте. А боцман продолжал, будто всё было нормально:
— Переберите его, чтобы вылилась вода, скатайте и закрепите в гнездо.
Потом, вспомнив, наверное, что корабль качает, он сказал вроде по секрету:
— Ставьте пошире ноги… Так будет удобнее.
Василь был совершенно уверен, что работу эту можно проделывать, только ползая на четвереньках или лёжа на животе. Однако опозориться перед боцманом не хотел. Улучив момент, он двинулся к шлангу, двинулся так, как будто получил задание не брезентовый безобидный шланг водворить на место, а по крайней мере укротить гремучую змею.
Только одно и радовало его, что было ещё темновато и можно надеяться на то, что боцман ничего не заметит.
Василь провозился со шлангом долго, но его никто не торопил. Пока убирал, рассвело. Корабли шли кильватерным строем, держась друг от друга, несмотря на волну, строго на заданном расстоянии. Справа по борту бесновалось море, слева волны штурмовали скалистые обрывы берега.
— Балаклава на траверзе, — сказал Василю Булавинов, вытянув руку в сторону полуразрушенных башен на вершине скалы. — Историческая крепость! А дальше там — мыс Феолент. Про «спящую красавицу» слышали? Вон она, глядите!
Василь посмотрел, и ему захотелось сказать Булавинову, что он с большим бы удовольствием смотрел сейчас с этих самых исторических башен на корабль, прыгавший в открытом море по волнам, чем смотреть с корабля на земную твердь.
«И как это мы не замечаем на земле, что она не качается под ногами?.. — думал Василь, — Пожалуй, надо было мне в береговую оборону проситься…»
Он всё же старался меньше попадать на глаза боцману и Булавинову, чтобы они не заметили его состояния. Очень хотелось пойти куда-нибудь в укромный уголок и лечь. Но уйти было нельзя, и он стоял на своём месте, придерживая рукой бескозырку, чтобы её не сорвало ветром.
— Вы ленточки завяжите под подбородком, — посоветовал Булавинов. — Они когда-то специально для этого и придуманы были.
Василь ленточки завязал, но легче ему от этого не стало, а боцман, как показалось Василю, стал особенно к нему приглядываться.
«Сейчас скажет, наверно, что вид у меня не моряцкий…» — подумал Василь. Но боцман, как будто ничего не заметив, приказал идти в шкиперскую и разделать там бухту троса.
Боцманское хозяйство на корабле — большое хозяйство. Всегда для матросов дело найдётся. Но почему понадобилось боцману посылать молодых в такую погоду в трюм? Разве нельзя будет размотать бухту троса на стоянке? Разве обязательно сейчас делать огоны и маркировать концы?
Булавинов точно подслушал мысли Василя и сказал:
— Такая наша жизнь матросская. Шторм не шторм, а матрос должен быть всегда своим делом занят. Тем и сильны мы. А ну, ставьте бухту на-попа! Раз… два… Взяли!..
Работа немного отвлекала Василя, и он порой переставал чувствовать качку, но в то же время, как ему казалось, стал он каким-то туповатым: не мог с первого раза уяснить, что говорил и показывал ему
