Как ни хорошо жилось нам у артиллеристов, нас все-таки не оставляло желание побывать «дома». Хотелось доложить о проделанной работе, встретиться с друзьями, а заодно решить кое-какие хозяйственные вопросы.
В начале января 1943 года меня и Зайчика отпустили на «побывку». Наш полк к этому времени снова перебазировался на аэродром в Толокнянец. Когда-то в этой деревне насчитывалось более пятидесяти домов, теперь осталось всего пять. Все они, а также землянки в овраге были заняты штабом тыла 11-й армии. А 707-му полку отвели покосившуюся старенькую баньку. Там разместились метеостанция, узел связи и радиостанция.
Копать землянки было невозможно. Снимешь землю на глубину штыка лопаты — и сразу появляется вода. А овраг оказался перенаселенным.
Оставалось одно — разбить большую палатку и разместить в ней всех летчиков и техников полка. Так и сделали. В палатке поставили печку-«буржуйку», которая, правда, давала больше дыма, чем тепла. Постель смастерили из сосновых веток, накрыв их брезентом. Вместе со всеми размещались и командование, и штаб полка.
Коротки зимой дни, зато бесконечно длинны и холодны ночи. Две недели прошло, как, покинув благоустроенные землянки в Соменке, личный состав полка жил в палатке, которая одновременно была и столовой, и штабом полка, и кладовой технического имущества.
За ночь каждый летчик делал по десять — двенадцать вылетов. Командир БАО неоднократно жаловался в штабы дивизии и армии, что не может «напастись» на 707-й полк авиационных бомб. Батальону аэродромного обслуживания действительно приходилось очень туго. В условиях зимнего бездорожья было трудно подвозить горючее, боеприпасы и продовольствие.
Можно было «посочувствовать» и фрицам, на головы которых непрерывно, от темна до рассвета, сыпался град разнокалиберных бомб. Мы не давали им покоя. Через каждые десять — пятнадцать минут над вражеской обороной появлялись наши У-2. То тут, то там горизонт озарялся яркими снопами огня, и гулкое эхо взрывов катилось по приильменским лесам.
Нет, не зря наши солдаты прозвали этот с виду мирный самолет «старшиной фронта». Он действительно с наступлением темноты наводил «порядок» в фашистском лагере. Стоит появиться ему в воздухе — и фрицы не решаются уже не только разводить костры, но и стрелять из пушек и минометов.
…Доложив Воеводину и Сувиду о проделанной работе, мы разрешили кое-какие хозяйственные вопросы и возвратились к артиллеристам. А в середине января снова побывали в родном полку. На этот раз задержались здесь подольше: самолету требовался профилактический ремонт.
Наши боевые друзья жили теперь, можно сказать, в сносных условиях. Штаб 11-й армии освободил для них три избы.
Переезд на «новые квартиры» совпал с резким ухудшением погоды. Сначала с неба повалил густой сыпучий снег, потом дохнул теплый южный ветер, и аэродром покрылся коркой льда. Обледенели также плоскости и винты машин. Летать стало невозможно. Эти два дня ненастья летчики и техники использовали в «личных» интересах: отогрелись, отмылись, побрились и отпраздновали новоселье.
На третий день поступил приказ нанести сосредоточенный бомбовый удар по деревне Левошкино, затерявшейся в высоком сосновом бору. Там располагались штаб немецкой моторизованной части и офицерское казино.
Сообщив командиру дивизии, что выполнить задание невозможно, Воеводин вместе с тем принял меры к тому, чтобы привести аэродром в рабочее состояние. По его указанию шесть самолетов стали рулить по посадочной площадке, чтобы взломать корку льда, а все свободные от нарядов люди ходили следом за машинами и трамбовали снег ногами. Но это не давало желаемых результатов.
Район, где базировался штаб нашей авиадивизии, гололедица не захватила. Поэтому комдив, видимо не поверив Воеводину, а может по какой-нибудь другой причине, послал к нам в полк своего заместителя. Этот полет едва не окончился трагически. При подходе к аэродрому самолет начал покрываться льдом. На посадке он зарылся лыжами в снег и не перевернулся только потому, что рядом оказались два опытных техника. Заметив неладное, они повисли на стабилизаторах машины и предотвратили капотирование.
Пока заместитель комдива вел разговоры с командиром полка, на его самолете образовалась толстая ледяная корка. Пришлось оттащить машину на общую стоянку. Гость позвонил по телефону в штаб воздушной армии и, оставив свой самолет у нас, уехал на автомашине.
Мы работали на аэродроме без отдыха. Нам наконец удалось довести его до такого состояния, что самолеты получили возможность взлетать с половинной нагрузкой. Немного отдохнув, экипажи произвели в эту ночь двести пятьдесят боевых вылетов.
Вскоре командующий Северо-Западным фронтом маршал С. К. Тимошенко решил «раскусить» «рамушевский орешек». В этой операции наш полк должен был действовать в полосе 11-й армии, которой командовал генерал-полковник П. А. Курочкин.
В ночь перед наступлением мы сначала разгромили колонну вражеских войск, двигавшуюся по дороге Россино-Васильевщина. Произвели двести четырнадцать бомбометаний. Как выяснилось позже, мотомеханизированный полк противника понес такие большие потери, что даже не смог принять участие в боях.
Во второй половине ночи нас перенацелили. Мы стали бомбить артиллерийские и минометные позиции, узлы связи и штабы гитлеровцев.
На рассвете части 11-й армии перешли в наступление. Прорвав вражескую оборону на двухкилометровом участке, они заняли Левошкино. Но вскоре противник мощными фланговыми контрударами вынудил их отойти. Прикрывавший отход стрелковый батальон попал в окружение.
Заняв круговую оборону, наши бойцы сражались героически. Но силы были очень неравными. Через два дня сомкнувшееся вокруг них кольцо сузилось настолько, что стало простреливаться пулеметным огнем. Запасы продовольствия и боеприпасов у окруженных подходили к концу, вышла из строя радиостанция. Положение их стало критическим.
Командующий 11-й армией приказал любыми средствами установить связь с героическим батальоном и оказать ему помощь. И опять — в который раз! — на выручку наземным войскам пришли наши маленькие У-2.
Несмотря ни на какие преграды, они пробились к окруженным и доставили им все необходимое. Первым по этому огненному маршруту пробился экипаж Андрея Рубана. Получив боеприпасы, продовольствие и медикаменты, батальон прорвал вражеское кольцо и соединился со своими войсками. А. через несколько дней в наш полк поступило благодарственное письмо, подписанное всеми бойцами, вышедшими из окружения. Теплое, душевное, оно заканчивалось словами «Мы вас никогда не забудем, родные!»
Огонь с неба
В начале апреля 1943 года наш полк перебазировался в Клин. Впервые за все время войны мы оказались далеко в тылу. Как-то не верилось, что ночью можно спокойно спать. Мы уже так привыкли отдыхать днем, а по ночам воевать, что показалось странным, когда нам однажды вечером предложили сходить в кино, а в другой раз — в театр.
Здесь, в Клину, мы узнали, что Александр Алексеевич Воеводин уезжает в распоряжение командующего ВВС Красной Армии, а полком будет командовать майор Михаил Иванович Шевригин.
Невольно подумалось: что это за человек, останется ли все так, как было при старом командире?
Вскоре кто-то сказал, что Воеводину приказано сформировать новую, 313-ю ночную ближнебомбардировочную дивизию. И через несколько дней он действительно приехал к нам. Александр Алексеевич объявил, что наш полк составит костяк нового соединения. Вот это новость! Значит, он опять вместе с нами.
В конце месяца мы слетали на завод за новенькими машинами. Теперь они назывались не У-2, а По- 2, по имени их творца Н. Н. Поликарпова. Самолеты отличались от старых легкостью планера, повышенной
