прожитая мною жизнь будет лучше, благороднее, чем жизнь пессимиста, принесет больше пользы.
«Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы…»
До нас вновь доносится послание Великого Глухого, хотя мы было забыли о нем. Теперь оно звучит сильно, ново, отчетливо, удивительно и задорно. Он будит нас.
По сути, скончался не он, а мы.
Смерть мозга. Духовная кома. Мы убили веру в человечество, основанную на благородных поступках, на добровольном порыве, на героическом оптимизме.
Не знаю, жива ли мадам Во Тхан Лок или же присоединилась к ангельскому хору, но, как бы там ни было, мне хотелось бы этими строками поблагодарить ее и еще сообщить благую весть:
— В конце концов, Бетховен, возможно, не умер. И я сомневаюсь, что кретины живы…
Послания, отправленные Бетховеном
1. Увертюра «Кориолан». До минор, ор. 62
Колумбийский симфонический оркестр под управлением Бруно Вальтера — 7’57
2. Пятая симфония до минор, ор. 67,
I часть.
Нью-Йоркский симфонический оркестр под управлением Бруно Вальтера — 6’11
3. Девятая симфония ре минор, ор. 125 (с хором), IV часть.
Элизабет Шварцкопф, Эльза Кавельти,
Эрнст Хефлигер, Отто Эдельман.
Хор фестиваля в Люцерне,
Филармонический оркестр под управлением Вильгельма Фуртвенглера — 25’30
4. «Фиделио», op. 72. II акт: фрагмент финала «О Gott! О Welch ein Augenblick»
Леонора — Биргит Нильссон Флорестан — Ханс Хопф Дон Писарро — Пауль Шофлер Рокко — Готлиб Фрик Марцелина — Ингеборг Венглор
Хор и оркестр Кельнского радио под управлением Эриха Клайбера — 7’28
5. Четвертый концерт для фортепиано с оркестром соль мажор, ор. 58, II часть.
Солист Эмиль Гилельс
Оркестр Ленинградской филармонии под управлением Курта Зандерлинга — 5’05
6. Пятнадцатый квартет ля минор, ор. 132,
III часть:
Tonart»[4]
Голливудский струнный квартет — 15’50
Кики ван Бетховен
Эта повесть была написана за несколько месяцев до эссе «Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы…» Она в художественной форме повествует о том, что рассматривается в эссе в концептуальном виде. Премьера этой комедии-монолога состоялась 21 сентября 2010 года в театре «Лабрюйер» (режиссер Кристоф Линдон, в главной роли Даниэль Лебрен).
Несмотря на различие жанров, я предпочел соединить в одном издании пьесу и размышление — как дань уважения к первоисточнику: взыскательному, пламенному гуманисту Людвигу ван Бетховену.
Все началось, когда на блошином рынке я очутилась перед маской Бетховена. Зеваки сновали вокруг, не замечая ее, скользя по ней взглядом, я сама едва ее не пропустила.
Я подошла ближе, и тут, пока я ее рассматривала, случилось нечто невообразимое, неправдоподобное, просто скандал. Как такое стало возможным? Что же произошло?
Чтобы проверить, я купила эту маску. Еще одна неприятная неожиданность: маска стоила сущие гроши.
— И давно она у вас продается? — спросила я у продавца.
Он понятия не имел. Третье потрясение.
Без промедления я вернулась к себе и позвала приятельниц на чашку чая.
— Смотрите.
В центре круглого стола возвышалась маска Бетховена.
Кэнди (ее трудно с кем-то спутать — круглый год с нее не сходил загар: зимой — оранжево-красный, весной цвета карамели, а летом начиная с июля — цвета копченой скумбрии) удивилась:
— Какой бледный…
Зоэ провела по маске пухлыми пальцами, не осмеливаясь ощупать ее как следует. Я подбодрила ее:
— Знаешь, это только маска, она не догадается, что ты ее ласкаешь…
— Жаль, — прошептала вечно жаждавшая любви Зоэ и резко отдернула руку.
Рашель, вздернув подбородок, сухо спросила:
— И к чему ты приволокла нам это?
— «Это»?! Прошу проявить немного уважения. «Это», как ты выразилась, маска Бетховена.
— Я прекрасно знаю, что это маска Бетховена: у моей бабушки была точно такая! К чему ты выставила ее перед нами на чайный стол с таким видом, будто это нечто исключительное? Ты что, решила, будто лично выдумала эти маски? Надеюсь, нет. Помню, в детстве они были повсюду; бедняки, за неимением фортепиано, довольствовались маской Бетховена.
— Будьте повнимательнее, — сказала я, — наклонитесь и приглядитесь.
Они покорно склонились над маской.
— Ну, слышите что-нибудь?
У Кэнди сделалось недовольное лицо, Зоэ теребила слуховой аппарат, Рашель нахмурила брови и откашлялась.
— Девочки, сосредоточьтесь! Слышите что-нибудь? Да или нет?
Застыв, с поджатыми губами, они настороженно затихли над объектом. Зоэ поправила в ухе свой аппарат и горько вздохнула. Рашель покосилась влево, будто следя за жужжащим комаром, и вновь обратила взгляд к маске. Кэнди призналась:
— Ничего не слышу.
— Я тоже, — поддержала Рашель.
— Ох, вы меня успокоили! — выкрикнула Зоэ. — Я уж думала, что только мне ничего не слышно.
Рашель взглянула на меня подозрительно:
— А ты, дорогая, ты что-то слышишь?