Недалеко от Ертаева ушел и Блюмер. Он сидел на одном из ящиков, прижав к груди окровавленную культю, и тупо, обреченно уставился в пустоту перед собой. Я ужаснулся, лишь только представив себе, что сейчас творится на душе у этого человека. Он практически свел в могилу Серебрянцева, потерял руку, лишился нашего доверия и расположения. Он сейчас самый настоящий изгой, от которого все отвернулись.
В отличие от неподвижного аспиранта Нестеров проявлял завидную активность. Он пытался разобрать завалы из инструментов и по большей части разбитого оборудования. Все, что уцелело, складывалось и увязывалось. Все, что не подлежало ремонту и восстановлению, летело за борт. Встретившись с майором взглядами, я кивнул, молодец, мол, продолжай в том же духе.
Однако мой самый долгий и самый внимательный взгляд был адресован конечно же Лизе. Она уже достаточно пришла в себя, чтобы заняться братом. Девушка уложила Пашку поудобней, сняла с себя куртку и засунула ему под голову.
— Не приходит в себя, — Лиза подняла на меня глаза, в которых застыл ужас.
— Мурат, ты пацана смотрел? — я тут же повернулся к казаху.
— Смотрел, товарищ полковник. Пока без сознания.
— Вижу, что без сознания! А дальше-то что? Когда очнется?
— Череп у него вроде целый, только шишку здоровенную набил. Так что, скорее всего, сильное сотрясение. Я тут ничего поделать не могу. Нету у меня средств, чтобы его вывести. Даже нашатыря нет. Ждать надо.
— Ладно, черт с тобой, лекарь хренов! Будем ждать. — Наклонившись к Лизе, я предупредил: — Сейчас машину дергать буду. Ты проследи, чтобы Пашку не очень мотыляло. Ему покой нужен. Я знаю, у меня уже такое было.
Лиза кивнула, и я поцеловал ее в лоб.
— Вот и умница.
Когда я пробрался на место водителя, то обнаружил, что часть приборов разбита. Осколки гранаты угодили в аппарат переговорного устройства, разгрохали несколько указателей и контрольных ламп на щитке приборов, досталось и одному из ТНПО-115, который располагался в левом скуловом бронелисте корпуса. Вообще-то могло быть и хуже. Поздравив себя с минимальными потерями, я запустил двигатель.
Как и было обещано, «302-ой» своим ходом выбрался из зловонной черной жижи. Далее я понемногу сдавал назад, а мои компаньоны расчищали путь. Их брезгливые вопли и чертыхания слышались даже сквозь рокот мотора. Да уж, в том чтобы лопатами черпать все это дерьмо, и впрямь нет ничего привлекательного.
Добравшись до проезжей части, где трупы упырей, вернее то, во что они превратились, лежали не так густо, у меня наконец получилось развернуться. Надумай я сделать это раньше, и группе поддержки довелось бы перекидать с пол тонны отвратительной, источающей запах смерти и разложения массы.
Все это мероприятие заняло минут пятнадцать. Очень быстро для такого объема работ. Да оно и понятно, каждого из нас подгонял страх. Нет, это был конечно же не тот липкий ужас, от которого цепенеют руки и ноги, это было какое-то смутное беспокойство, ощущение чьего-то присутствия, настороженного оценивающего взгляда. И ведь черт его знает, с какой целью на тебя пялятся. Оценивают твои поступки? Хорошо, если так. Ну, а вдруг решают жить тебе или нет?
Наверное, как раз когда я задавал себе этот вопрос, кто-то другой, там, на небесах, подбросил медный пятак, выясняя тот же самый вопрос. «Орел» — жить, «решка» — нет. Выпала «решка», и это означало, что для одного из нас жизнь оборвалась.
— Товарищ полковник, — меня резко дернули за плечо.
— Что? — я обернулся и увидел хмурое лицо Ертаева.
— Конец… — Мурат опустил голову. — Старик умер.
— Он же только что шевелился! Я видела! — простонала рыдающая возле тела ученого Лиза.
— Судороги, — пояснил казах, даже не поворачиваясь к ней. — Это были предсмертные судороги.
— Но ведь он же столько вынес, столько пережил! Как же так? Нельзя же так!
Горе придало девушке силы. Теперь она кричала уже во весь голос, и этот крик разбудил ее гнев. Правда Лиза еще не очень понимала на кого хочет его обрушить. То ли на Блюмера, из рук которого вывалилась злополучная граната, то ли на Мурата, который не смог спасти старика. Должно быть, вера в Ертаева угасла еще не до конца, поэтому Лиза и бросилась именно к нему.
— Да сделай же что-нибудь! — моя подруга замолотила кулаками по спине казаха.
— Все уже! Кончено! — Мурат перехватил ее руки. — Я чудес делать не умею!
Чу-де-са. Произнесенное Муратом слово, будто заблудилось в лабиринте моих извилин. Оно стало плутать там, тыкаться в тупики и взывать о помощи. Чу-де-са! Чу-де-са! Все громче и громче звучало у меня в голове. Кто умеет делать чудеса? ОН! Чудеса умеет делать только ОН! Ответ пришел из самой глубины сознания, оттуда, где обычно зарождаются наиболее безумные идеи и планы.
— В машину! Все в машину! — заорал я, вспоминая как быстро отмирают клетки лишенного кислорода мозга. Кто знает, может восстановить их для Хозяина это как два пальца… Ну, а если нет, если время будет утеряно безвозвратно? — Быстрее, черт бы вас побрал!
Леший и его люди на бегу отшвыривали измазанные в серую тягучую массу лопаты и рысью неслись к распахнутым дверям бронетранспортера. Бывалые солдаты реагируют на такие команды очень быстро, без лишних вопросов и разговоров.
Первый, второй, третий… вот все и внутри! Я принял людей на борт и еще до того как захлопнулись стальные створки рванул БТР вперед. Хотя и старался вести машину по чистому асфальту, но все же нескольких трупоедов на колеса навернул. Понял это когда что-то замолотило по колесным аркам. Ладно, черт с ним, потом отскребу. Сейчас главное успеть, побыстрее доставить Ипатича до места.
Где именно находилось это таинственное место, я не имел ни малейшего представления. Ясно только что не здесь, среди трупов упырей, полакомиться которыми вскоре сползутся целые полчища всякой- разной, мерзкой, уродливой нечисти. И еще ясно, что в этом месте должны быть деревья. Может хозяин питается ими или черпает из них какую-то особую силу? Ничего, что они мертвые. Может и в мертвых еще кое-что осталось?
Если мои догадки были верны, то опушка видневшегося неподалеку леса являлась как раз тем самым заветным местом. А посему, буквально слетев с асфальта, я погнал тяжелую машину по заросшим высокой травой кочкам. Скорее туда, где на фоне угрюмой черной стены леса белеют, будто светятся стволы хрупких изящных берез.
— Держитесь! — мой крик потонул в окружающем шуме и грохоте.
— Куда тебя черт несет?! Что происходит?! — Леший безуспешно пытался уцепиться за гладкие стены. В отличие от меня шлемофона у него не было. Хорошенько треснувшись о низкий потолок, он прямо таки взбесился: — Чего молчишь, мать твою!
— Серебрянцев умер! — прокричал я, стараясь удержать неистово скачущую машину.
— Понятно! — подполковник помрачнел. — С такими-то дырками…
Об окончании этой фразы я скорее догадался, чем разобрал ее на фоне надрывного рева мотора, крепкой брани бойцов, лязга и скрежета перекатывающихся по полу предметов.
— Оставим его здесь, на опушке! — я ткнул пальцем в смотровой люк.
— Конечно, надо похоронить! — согласился Загребельный.
— Да не похоронить, черт бы тебя побрал! — возмутился я.
— А как же… — до моего приятеля сегодня как-то все на удивление туго доходило.
— Оставим просто так! Вдруг Хозяин поможет?!
— Ну-у-у… — Леший даже не нашел что ответить.
— Баранки гну! — зло выдохнул я. — Это его шанс! Последний шанс старика!
— Крохотный! Ничтожный! — Андрюха недоверчиво покачал головой.
— Все равно попробуем! — выкрикивая эти слова, я уже давил на тормоз. — Все! Приехали! Выносите его!
Приказ есть приказ. Пока выгружали тело ученого, никто из наших людей не проронил ни слова, даже
