четвертаками.
— Четыре процента! — кричал Тим. — Чуть больше, и ты рискуешь все потерять.
Он опрокинул в рот стакан и заказал еще.
— Сорок процентов — это дерьмо! Кто-нибудь, нет — я точно завалю тебя. Да я все соки из тебя выпью. А ты еще и заплатишь за это. Но если у тебя всего четыре процента, то никто не боится, что ты перетянешь все внимание на себя. Четыре процента достаточно, чтобы тешить собственное эго и не страдать от излишней звездности, — кричал Тим, размахивая руками и перевернув только что принесенное ему пиво.
— Можно мне еще одно пиво? — проорал он в никуда. Он оглядел бар, в котором они провели уже несколько часов, и словно впервые заметил грязный пол, обшарпанную мебель и туалетные сиденья, висящие над баром. — Так. О чем это я?
— Знамениты… на четыре процента, — медленно подсказала Кейт.
— Ах, да. Если остановиться на четырех процентах, то это когда ты не жаждешь славы настолько, чтобы уродовать лицо уколами ботокса. Если стремиться к четырем, то их можно получить — можно получить даже сорок, но если перевалил за пятьдесят процентов, то тебе хана. Ты начнешь торговать собой, психовать, сходить с ума, станешь подстилкой, стремящейся к очередному ночному телеэфиру. Смотрите телевизор, люди! — крикнул он в зал, в котором не было никого, кроме Блейка и бармена. — Там всегда одно и то же!
Тим наклонился ближе к ней и рыгнул — Кейт почувствовала амбре всего спиртного, что он выпил сегодня.
— Ну, и кто знаменит на четыре процента? — спросила она.
— Во-первых, подумай об этом чертовом мире в целом. Четыре процента славы значит, что непальские шерпы или какой-нибудь серфер в Австралии о тебе слыхом не слыхивали. Но мамочка, сопровождающая детей на футбольную тренировку, может, и слышала. Владелец отелей, с которым крутит роман Ума Турман, — прекрасный тому пример. У него огромная квартира, горячая девчонка и он ходит на лучшие вечеринки. Но попадает ли его мордашка на обложки таблоидов? Нет! Он никогда не будет знаменит больше, чем на двадцать процентов, потому что не стремится к этому и ежемесячно платит своему агенту тысячи долларов, чтобы тот держал его персону подальше от прессы, если это ему невыгодно.
— То есть, по-твоему, причина его долгожительства в том, что он не стремится стать больше, чем скромной знаменитостью?
— Да, хотя, может, это поведение неосознанное. Это не научный эксперимент, знаешь ли. Здесь все основывается на инстинктах.
Вошла Зо с двумя пачками сигарет, Блейк подозвал ее к музыкальному автомату и спросил, есть ли у нее четвертаки. Тим этого даже не заметил.
— Но актеры разве не должны стремиться к ста процентам? — спросила Кейт.
— Если хотят получать хорошие роли — нет. Как только ты переходишь рубеж в восемьдесят пять процентов, становится неважно, к чему ты стремишься. Но чтобы достичь таких высот, мало желать только известности. Надо стремиться к качеству и продолжительности карьеры. Если хочешь продержаться подольше, надо жаждать больше, чем простой славы.
Кейт подумала, хватит ли ей когда-нибудь мужества, чтобы взять интервью у того, кто знаменит больше, чем на один процент.
— Ну и у кого сто процентов славы?
— Ну, шерпы, скорее всего, знают о Билле Клинтоне. О Мадонне. О принцессе Диане.
— А пятьдесят?
— Кейт!
Его язык начал заплетаться, а глаза стали слезиться от постоянного кашля. Он закурил.
— Ты не улавливаешь смысла моих слов. Тут дело не в цифрах. Дело в системе!
Шатаясь на каблуках своих красных туфель, утопающих в грязи пола, подошла Зо.
— О чем, ребята, болтаете? — спросила она, сев к Тиму на колени и обняв его за шею.
— Так, о работе, — ответил он. — Обсуждаем всякие трюки.
На рассвете Тим и Зо, наконец, решили уехать из «Юга».
— Когда я гуляю с вами, ребята, мне нужно брать с собой темные очки, — сказала Зо, щурясь на отсветы мостовой.
— С нами веселее, чем с Тоддом Слэттери, а?
— Я не встречаюсь с Тоддом Слэттери.
— Вот и хорошо. Не хотел бы я, чтобы ты встречалась с тем, кто сделал операцию на носу и подбородке только для того, чтобы походить на Бена Аффлека.
Зо засмеялась, явно впечатленная.
— Это что, правда?
— Правда. Я знаю грязные секреты всех и каждого.
Тим быстро поймал такси и спросил адрес Зо, но она сказала, что хочет поехать к нему, а не домой. Наверное, волнуется о том, что подумает швейцар, или боится, что они — о, ужас — столкнутся с ее отцом, когда тот будет уходить на работу.
Когда такси подъехало к дому Тима, они уже настолько были увлечены исследованием тел друг друга, что Тим, почти не глядя, расплатился по счетчику. У него мелькнула мысль внести эту поездку в статью служебных расходов, так как Зо может в будущем оказаться полезной в выкачивании информации о заклятых друзьях ее папеньки. Толчком к стене и крепчайшим поцелуем в губы Тиму удалось отвлечь Зо, чтобы она не заметила, как по лестнице прошмыгнула крыса. Он забренчал ключами. Нет, ему точно надо маркировать ключи цветом, но это же глупо, как вообще люди до этого доходят?
В квартире, расчищая им место, Тим свалил на пол (вернее, туда, где на ковре лежала грязная одежда и пустые пивные банки) с дивана груду газет. Расстегивая розовый кружевной лифчик Зо, он размышлял, можно ли выкачать из нее что-нибудь достойное завтрашней статьи прямо сейчас. Завтра будет поздно.
Ее отец точно сейчас во что-нибудь замешан. Тим провел руками по ее белой, словно не видевшей солнца, коже. Девочки из частных школ — такие, как Зо, — сидят на скамеечках в широкополых соломенных шляпах. Он поднял ее (она весила не больше пятидесяти пяти кило), отнес в соседнюю комнату и бросил на постель, но возбудиться так и не смог — ему пришлось принять полбутылки найквила, чтобы избавиться от внезапного приступа явно антисексуального кашля.
— Может, тебе стоит отказаться от курения, хотя бы пока кашель не пройдет, — предложила Зо.
Он прикурил, сделал глубокую затяжку и выпустил колечки дыма.
— Никому не нравятся пораженцы.
Она спросила, нужно ли ему время, чтобы собраться с силами, и он утвердительно кивнул. Они приняли по таблетке амбиена каждый и легли. Они хотели друг друга — действительно сильно хотели, — но коктейль химических веществ, бродивший по их венам, замедлял биение их сердец и выдавливал холодный пот даже под одеялом.
Зо проснулась рано, сказала что-то о том, что ей необходимо быть в редакции, где состоится презентация повара-новичка. Голова Тима снова была тяжелой, словно из нее медленно вытекает мозг. В следующий раз он так не накачается. В следующий раз они таки займутся сексом. Она сказала еще что-то про то, что ее наряд не подходит для утренних встреч, а ему послышалось, что она начала рассказ о том, что не приняла противозачаточное, — Тим запутался.
— Поход ранним утром в магазин «Банана репаблик» — лучший совет о моде, который мне когда-либо дала Кейт, — объясняла тем временем Зо.
Она бродила по квартире, обходя пустые коробки из-под китайской еды и груду почты, лежащую на полу. Надела красные ажурные трусики, но они оказались на размер больше. Дерьмо. Тим, на другом конце комнаты, понял, что это — белье Даниэль. Будь у него уборщица, этого бы не случилось. Зо сняла трусики и, кривясь, посмотрела на этикетку.
— Никогда бы не надела белье от «Викториас сикрет», — проговорила она, бросив их обратно на пол и взбив свои длинные черные волосы.
Название фирмы на этикетке, кажется, обидело ее сильнее, чем мысль о том, что это чужие
