Кейт даже не была уверена, что Лейси или Пол узнают героя рассказа Алека, но сюжет крайне интересный. Она ушла в туалет и позвонила на автоответчик, шепотом пересказав все услышанное. Когда она вышла, Дилан уже ушел спать в гостевую спальню. Алек затащил ее в собственную и вновь попытался поцеловать. Да что такое пара поцелуев, когда получаешь такой материалище? Это же просто поцелуи. Но затем Кейт вспомнила разговор двух девиц, который она подслушала в туалете «Лаша», и отвернулась.
Алек был слишком пьян, а она слишком устала, чтобы заняться чем-то большим, чем зарыться в мягкую прохладу постели.
Через несколько часов ее сон прервал стук в дверь.
— Входите, мистер Хуан! — орет Алек.
Сквозь белые жалюзи на электрическом ходу пробивались лучи солнца, Кейт не помнила, чтобы она их закрывала. Крепко сбитый филиппинец внес поднос с кофе, соком и ягодным йогуртом. Тут же лежали все сегодняшние газеты. Это, похоже, на обслуживание в гостиничном номере, только лучше.
— Это Кейт, — представил ее Алек. — Она — хороший журналист из «Экзаминер», это она написала статью о закрытии «Моола». И не стала писать о случае с моим падением. Мы ее любим. Хорошо, до свидания, мистер Хуан. Я буду готов отправиться к массажисту примерно через час.
Чтобы понять, что только что произошло, Кейт потребовалась пара минут. Она также гадала — принес ли мистер Хуан поднос Дилану, который уж точно уверен, что она переспала с Алеком. Вот и рухнула надежда заслужить уважение в глазах звезды второго эшелона.
Сейчас 8:30 утра — через сорок пять минут ей надо быть в студии Патриции, чтобы забрать снимки с вечеринок прошлой недели для Пола. Ей хотелось поспать еще, но Алек уже листал газеты, будто ее здесь и нет. Фрагменты вчерашней ночи проскакивали в ее памяти, словно прыгающая картинка черно-белого фильма.
— Поверить не могу, что рухнула на стол, — взвыла она, зарывшись в подушку.
Она вспомнила Марко, и сразу ей полегчало — его вчера не было, хотя она надеялась увидеться с ним в «Лаше».
— Люис Лейн! — оторвал взгляд от «Колонки А» Алек. — Это всего лишь доказывает, что ты повеселилась на славу.
Ей хотелось поподробнее расспросить его о наводке на информацию относительно члена совета попечителей музея Гуггенхайма, но в трезвых лучах утреннего солнца она испугалась, что он заставит ее пообещать, что она не станет ничего об этом писать. Жаль, это идеальная для «Экзаминер» история. Он указал пальцем на фото Стенли Шталя. — Не могу поверить, что никто не написал о том, что его дочь находится под следствием по обвинению в том, что он продал ей акций на три миллиона до одобрения товара правительством.
Он наклонился за поцелуем, но она повернула голову, так что его губы только лишь мазнули ей щеку. Она уже получила две наводки, а это вдвое больше, чем на прошлой неделе.
«Манхэттен мэгэзин». «Свой человек». Автор: Блейк Брэдли.
Оскароносец режиссер Джулиан Брэдли получил права снять фильм по сценарию Литературного Вундеркинда Эймоса Стоуна Феллоу, основанном на его популярном политическом романе «Прямо здесь и сейчас», а закатившаяся звезда телеэкрана Дилан Фрай претендует на главную роль и пытается обойти Тоби Макгуайра. «Дилан откровенно лизал задницу Джеки Джонсон. Он ошивался везде, где она появлялась, стараясь завязать с ней отношения. Это было ужасно и смешно», — рассказали нам очевидцы о романе Фрая с дочерью режиссера. Недавно Джеки закатила в «Лаше» вечеринку, рекламирующую марку джинсов, которую она выпускает. В тот вечер в «Лаше» присутствовала даже Джессика Симпсон. Агент Фрая утверждает, что актер уже много лет состоит в дружбе с Джеки Джонсон и с удовольствием поработал бы с ее отцом.
Блейк договорился встретиться с отцом в Университетском клубе (или, как он называл его, в «У») за завтраком, что странно — он не мог вспомнить ни одного совместного завтрака со времен своего раннего детства. Если подумать, то Блейк не помнил, чтобы отец вообще поглощал что-либо, кроме утреннего кофе.
«Может, лучше выпьем?» — предложил он, когда они созванивались ранним утром, и Блейк чувствовал себя так, словно ему на нос наступило какое-то крупное животное.
«Нет, не выйдет. К семи вечера я должен быть в черном галстуке, чтобы в этот безбожный час присутствовать на влетающем мне в копеечку ужине совета попечителей музея, который состоится на борту частного самолета, по пути в Сан-Вэлли. — Блейк представил себе, как сидя за бесконечно длинным столом, можно подумать — протяженностью в километр, отец упирается лбом в кулак. — Неужели так сложно позавтракать? Я ведь знаю, что тебе не нужно быть в офисе раньше десяти утра».
Всякий раз, когда Блейк входил в Университетский клуб, построенный в 1900 году легендарным архитектурным бюро «Макким, Мид и Уайт» (которые, кстати, спроектировали и офисное здание отца), он словно переносился в старый Нью-Йорк, когда колонки слухов были элегантными и светскими, а упомянутые в них события действительно что-то значили. Тогда не было ни веб-сайтов, ни телевидения, которые рвут друг другу глотки, чтобы поскорее раструбить новости про всех и вся.
«Я — представитель вымирающего вида», — с легкой гордостью всегда думал Блейк, подходя к синему навесу над входом в клуб.
В просторном фойе, украшенном золотыми листьями и изображением старых банкнот, он высматривал отца. Из теней мраморного холла возник человек в темном костюме и объявил Блейку, что отец ожидает его в комнате наверху. Блейк вспомнил, как этот самый распорядитель изгнал отсюда Бетани за то, что она была в джинсах, хотя она кричала, что это штаны от Джеки Джонсон и стоят они триста долларов.
Отца в его обычной официальной униформе — черный костюм, белая рубашка и галстук от «Гермес» — Блейк нашел у стола для игры в нарды. Он листал «Уолл-стрит джорнал» и выглядел бледнее обычного.
— Марку Риду сегодня сделали обалденный минет, — указывая на статью Джастина Катца, произнес он, когда Блейк приблизился. — За такую статью он ему, наверное, квартиру купил или что-то в этом роде. Но теперь он подставился. Глупый поступок для такого умного человека.
Блейк заказал кофе и омлет. Напротив отца лежал нетронутый круассан; отец заказал второй эспрессо и продолжал сидеть со скрещенными на груди руками. Когда официант мягко предложил «воспользоваться» шведским столом, отец окатил его ледяным взглядом.
— Я что, выгляжу так, что мне необходимо воспользоваться шведским столом? — спросил он.
Стивен Брэдли уважал порядок, систему и соблюдение границ. Шведские столы нервировали его.
Его губы превратились в узкую серую полоску.
— То, что о Марке пишут столь лестные статьи, отразится на всех нас — отрицательно отразится. Сначала попало Стенли, сейчас попадет Марку.
— Любое упоминание в прессе — хорошая вещь, — парировал Блейк, насыпая в кофе сахар, хотя сам не верил в сказанное. Ему просто нравилось злить отца.
— Не в случае с Уолл-стрит. По мне, никакая пресса не полезна, когда твои бухгалтерские отчеты начнет инспектировать налоговая и комиссия по ценным бумагам — они проверят все до мелочей и вытянут все секреты на потеху миру. Ты представляешь себе, как плохо это может отразиться на мне?
И как же это может повредить отцу? Отец оглядел тихую, как библиотека, комнату и испытал видимое облегчение оттого, что знакомых вокруг нет. Он приходил сюда, когда не хотел быть узнанным или когда встречался с друзьями, которых уволили или находящимися под следствием. Друзья, с которыми надо встретиться и продемонстрировать солидарность, но лучше так, чтобы вас вместе не видели. С такими, как Марта Стюарт и Денис Козловеки, которые наделают переполоха в зале «Времен года», но, Стивен уверен, еще поднимутся до самых вершин.
— Блейк, — произнес он, упершись взглядом в сына, — мне необходима помощь.
— Снова заказать столик?
Губы отца сжались так сильно, что стали почти белыми.
— Мне нужно, чтобы ты немедленно сообщил мне, если кто-либо из репортеров начнет задавать вопросы о Марке.
— Не хочешь сказать мне, зачем тебе это нужно?
Отец расслабил рот — губы вновь налились кровью.
