– Ты действительно так считаешь? – спросил он, сдерживая гнев.
– Я думаю, это возможно, – ровным тоном ответила она. – Даже весьма вероятно.
Он встал:
– На сегодня катание окончено. Идем. Я отвезу тебя домой.
– В этом нет необходимости, – сказала она. – День прекрасный. Я с удовольствием покатаюсь еще. Не беспокойся, меня кто-нибудь подбросит.
Майкл вышел из кафе. «Сумасшедшая, – подумал он. – Хеггенер прав. Мне следует немедленно покинуть город». Но мысль о том, что он никогда не обнимет нежное и искусное женское тело, показалась ему непереносимой, и он понял, что никуда не уедет. «Пока я болел, я был счастливее, чем сейчас», – подумал Майкл и горестно рассмеялся, швырнув лыжные палки и перчатки в машину.
Суббота, на которую перенесли соревнования, выдалась промозглой и ветреной, но видимость была хорошей, а трасса – в отличном состоянии. Хеггенер захотел посмотреть слалом, хотя, как он сказал Майклу, когда они ехали к месту финиша, Ева настойчиво старалась этому воспрепятствовать, она считала, что Андреасу вредно целый час или даже больше стоять на морозе. Но он надел черное пальто с норковым воротником, меховую шапку, длинный шерстяной шарф, подбитые овчиной снегоступы; теплые рукавицы и поехал с Майклом.
– Эта девочка, Рита, – сказал он, – так волновалась вчера из-за соревнований и выступления в баре, что мне пришлось обещать ей прийти и поболеть за нее. Я дал ей маленький австрийский медальон на золотой цепочке, принадлежавший моей матери. Рита повесит его на шею как талисман.
– На трассе она успокоится, – заметил Майкл. – Рита легко с ней справится. Калли сказал мне, они не стали ее усложнять и срезали все бугры.
На горе собралась пестрая толпа: одни, вроде Майкла и Хеггенера, стояли без лыж у финишной черты, другие – спортсмены – выстроились наверху. Майкл посматривал на стремительно проносившиеся облака. Ему предстояло участвовать днем в показательных выступлениях дельтапланеристов, но ветер ставил это мероприятие под угрозу.
Молодой инструктор, легко лавируя между воротами, совершил пробный спуск; зрители притихли, а когда на трассе появился первый участник, все стали подбадривать его возгласами.
Майкл заглянул в размноженную на ксероксе программу. Рита стартовала десятой; это было выгодно для девушки, так как ей предстояло ехать по трассе, уже намеченной первыми девятью участниками, но еще не разбитой остальными тридцатью пятью слаломистами.
– Рита сказала мне, – заговорил Хеггенер, – что она запретила своим родным смотреть соревнования – она и так перенервничала. Кстати, Майкл, а каковы были ваши успехи в лыжном спорте?
– Я никогда не участвовал в серьезных соревнованиях, – ответил Майкл, – только в городских развлечениях вроде сегодняшнего слалома. И даже там не поднимался выше пятого места. Здешняя детвора рождается с лыжами на ногах. Я начал кататься в двенадцать лет, а это уже поздно. Хотя, возможно, – улыбнулся он, – так я оправдывал свою бездарность.
Он внимательно следил за лыжницами.
– У нее есть шансы обойти по меньшей мере трех из первых семи спортсменок, – сказал он и на удивление самому себе всерьез разволновался.
Девятая девушка выступила очень хорошо, она радостно улыбнулась, когда судья-информатор объявил ее результат. Затем зрители закричали, подбадривая появившуюся на трассе Риту; ее еще не было видно с того места, где стояли Майкл и Хеггенер.
Но скоро она попала в их поле зрения. Рита шла отлично, на промежуточном финише, понял Майкл, она показала превосходное время. Рита лавировала изящно и уверенно, от ее длинных стройных ног, всей худощавой фигуры исходило поразительное ощущение силы. Майкл поймал себя на том, что тихо дает ей советы. Вдруг у предпоследних ворот она зацепила лыжей древко, сбила его и упала, подняв столб снега; одна лыжа отлетела к ногам стоявших сбоку от трассы зрителей. Рита махнула рукой бросившимся ей на помощь людям, показывая, что все в порядке, взяла укатившуюся лыжу и на той, что осталась на ноге, подкатила к месту, где стояли Майкл и Хеггенер. Майкл увидел, что девушка плачет.
– Ну, полно тебе. – Он обнял Риту, чтобы она могла скрыть слезы, прижавшись к его плечу. – С кем не случается.
– Какая я неуклюжая. – Рита всхлипнула. – Элиот прав. Он сказал, я буду выглядеть дурой.
– Это твое первое соревнование. И ты вовсе не выглядела дурой.
– Да, первое и последнее, – заявила девушка. Она отстранилась от Майкла, вытерла слезы и мужественно попыталась улыбнуться Хеггенеру.
– Извините, мистер Хеггенер, я опозорила ваш медальон.
– Ты шла очень хорошо, пока… – начал Хеггенер.
– Пока все не испортила, – сказала Рита. – Майкл, если вы увидите Антуана, передайте ему – я решила не петь сегодня вечером.
– Что за ерунда! – резко возразил Майкл.
– Если я выйду к пианино, все засмеются и будут ждать, когда я грохнусь на пол.
– Послушай, Рита, – серьезно произнес Майкл, – не можешь же ты в шестнадцать лет бросить все. Антуан уверен: ты споешь замечательно, – солгал он, – вот увидишь.
– Он правда это сказал? – недоверчиво спросила Рита.
– Честное слово. А он настоящий профессионал.
– Мистер Свенсон тоже говорил, что я не ударю в грязь лицом, – сказала Рита, – а ведь и он профессионал.
– В баре нет слаломных ворот, – заметил Майкл.
