– Добрый вечер, – поздоровался он. – Почему ты не зажгла лампу?
– Хотела сделать тебе приятный сюрприз, – пояснила Ева. В ее голосе не было радости. – Как все прошло?
– Великолепно. Дебют удался. Как дела дома?
– Неважно, очень неважно. Температура подскочила до тридцати восьми и девяти десятых, – сказала она с упреком. – Но сейчас он заснул. Будет чудо, если он сможет добраться до больницы без «скорой помощи».
Майкл вздохнул.
– Не вздыхай так, словно тебе противно меня видеть. Ты не хочешь меня поцеловать?
Она встала.
– Ева, – устало вымолвил Майкл, – я чуть не разбился днем и сейчас еле двигаюсь…
– Ты готов убить всех – и себя, и моего мужа…
– Пожалуйста, – сказал он, сняв дубленку и бросив ее в кресло, – я смертельно устал и хочу спать.
– Ну и вид у тебя, – без сочувствия заявила Ева.
– Я знаю.
– Ты совсем равнодушен к своей внешности.
– Я ложусь спать.
– Я пришла сюда не для того, чтобы смотреть, как ты спишь, – сказала она.
– Извини, у меня нет сил…
Она начала расхаживать взад-вперед по маленькой комнате, расстегнутая шубка хлестала по ее ногам и придавала Еве сходство с гигантской разъяренной дикой кошкой.
– Мне надоело, что все меня отвергают. Ты. Мой муж. Хочешь себя убить – пожалуйста. Он хочет себя убить – пожалуйста. Может быть, чем скорее это произойдет, тем лучше. Вероятно, я даже не стану этого дожидаться. Вы двое – не единственные мужчины на земле. К твоему сведению, – кстати, если хочешь, можешь передать это твоему любимому другу-извращенцу, моему мужу, – один австриец трижды за последний год приезжал сюда и умолял меня выйти за него замуж.
– Вот и хорошо. Желаю счастья.
– Я изнемогаю в этом убогом маленьком городишке среди жалких холмиков, – сказала она. – Среди скучных, тупых американских крестьян. Среди драчливых пьяниц с обезображенными физиономиями…
– Ради Бога, успокойся…
– Я хочу жить среди цивилизованных людей. Я надеялась, ты поможешь мне скоротать сезон… – Она почти перешла на крик. – К сожалению, я ошиблась. Ты немного умнее остальных, более образованный, но в принципе ты ничем от них не отличаешься. Один отважный поступок, – насмешливо бросила она, – и ты снова верный сын обывательской среды с ее трусливой добропорядочностью и ханжеской моралью. Как же, он слишком устал, чтобы спать со мной. Другие ночи – другие отговорки. Спи с моим мужем. Не сомневаюсь, вы будете счастливы, а через неделю или месяц он благополучно умрет, завещав тебе свое состояние.
Майкл ударил ее. Она замерла, прикусила губу, затем рассмеялась:
– У тебя нет сил спать с женщиной, зато ударить ее ты можешь. Вы еще пожалеете об этой пощечине, мистер Сторз.
Она выскочила из коттеджа, оставив дверь распахнутой.
В комнату ворвался холодный влажный ветер, и Майкл вздрогнул. Он медленно подошел к двери, прикрыл ее и запер на ключ, потом снял пиджак. У него не осталось сил на то, чтобы раздеться, в рубашке и брюках он рухнул на постель.
Глава 21
Его разбудил телефон. Чертыхнувшись, он поднялся с кровати и прошел в гостиную, где стоял аппарат. Сейчас Майкл двигался с еще большим трудом, чем прежде, ночью от ветра распахнулось окно, и он здорово замерз, лежа поверх одеяла. Проснувшись, он пожалел, что живет в штате, где такой холодный климат. Шагнув к телефону, он увидел полосы яркого солнечного света, проникавшего сквозь стекло. Часы на камине показывали без четверти десять. Впервые за много лет он проснулся так поздно. В голове крутились смутные обрывки тревожных снов: он терял в каком-то аэропорту багаж, блуждал по темным коридорам.
– Алло, – сказал он в трубку.
– Майкл… – Это был Хеггенер.
– Доброе утро. – Майкл постарался придать своему голосу жизнерадостный, бодрый тон.
– Надеюсь, я вас не разбудил.
– Я не сплю с семи часов, – солгал Майкл в соответствии с тем представлением, которое обычно складывалось о нем у людей – все считали его энергичным и дисциплинированным тружеником. – Как вы себя чувствуете?
– Отлично. Ни температуры, ни кашля. Я вот что подумал – не могли бы вы отвезти меня в Нью-Йорк завтра? Хочется побыстрее разделаться с этой дурацкой затеей.
Майкл провел рукой по своей щетине, потрогал засохшие царапины, которые остались на лице после столкновения с деревом. Ему не хотелось появляться в Нью-Йорке в столь непрезентабельном виде, но он сказал:
– Хорошо. В какое время?
