— Несомненно, — ответил Джек.
— В лучшую сторону, — поспешил уточнить американец, испугавшийся, что Джек может неверно истолковать его слова, допустив противоположное.
— Конечно, — подтвердил Джек.
— Я напишу лучшим педагогам в Штатах об этом мальчике. Если это будет мальчик, — снова лукаво улыбнулся Холт, — я отправлю его в лучшую школу. Гроутон или Эндоувер. Хочу, чтобы он ощущал привилегированность своего положения.
И вдруг за спиной Холта Джек заметил Веронику. Она шла вслед за метрдотелем, который вел ее к столику, расположенному в дальнем конце зала. Веронику сопровождал молодой, атлетически сложенный блондин, он держал девушку за локоть.
«Ну конечно, — испуганно подумал Джек, — я должен был это предвидеть. Куда еще могли пойти молодожены, прибывшие в Рим на один день? Сядьте в темный угол, — мысленно умолял их Джек. — Там, где вы будете незаметны». Он посмотрел поверх стола на Брезача, который что-то увлеченно рассказывал Барзелли.
Вероника и блондин сели за маленький столик, расположенный за углом Г-образного зала. Джек облегченно вздохнул. Но затем он увидел профиль Вероники, появившейся из-за края стены в мягком свете одного из прожекторов. Джек понял, что она подалась вперед; теперь Вероника была видна из их части зала. На мгновение танцующие заслонили девушку, и она исчезла из поля зрения Джека.
— В недалеком будущем, — Холт развивал тему воспитания сына, еще не родившегося у смуглой неаполитанки, — хотим мы, американцы, этого или нет, но нам придется вести за собой мир или хотя бы четверть, половину его.
Он говорил серьезным тоном. Чтобы подчеркнуть значимость произнесенных им слов, Холт опустил на запястье Джека свою руку — крупную, загрубевшую, созданную годами труда, не размягченную богатством.
— Мы должны сохранить планету узнаваемой. Конечно, мир изменится, но мы должны сберечь те ценности, которыми мы дорожим сейчас. И мы никогда не добьемся этого силой. Еще одна война, и сам Создатель не узнает свое творение. Мы должны будем добиться этого трудом, примером и убеждением. Странно, — покачал головой Холт, — мы, нация юристов, не способны уговорить иностранца не мочиться против ветра, нам приходится подкупать его или грозить водородной бомбой. Но это не значит, что мы должны перестать их уговаривать. Нет, сэр, — убежденно произнес он. — Это значит, что мы должны убеждать гораздо более эффективно. Чем образованнее человек, чем лучше он воспитан, тем легче ему убеждать. Я не могу похвастаться воспитанием, я рос как сорняк и имею право так говорить. А если парень, европеец по происхождению, с прекрасными природными задатками… не теряющий связи с родиной — мы проследим за этим. Возможно, мы с Мамой внесем некоторый вклад… — заключил он.
Джек увидел спутника Вероники, вышедшего из-за стены; блондин направился мимо бара в сторону туалета.
— Извините меня. — Джек встал. — Я только что заметил друга.
Он знал, что Холт сочтет поведение собеседника грубым и обидится, но упускать такую возможность было нельзя.
— Пожалуйста, извините. Я отойду на одну минуту. Надо поздороваться.
Стараясь не привлекать ничьего внимания, Джек прошел вдоль площадки для танцев к бару. Брезач даже не взглянул на Джека. Когда танцующие оказались между Джеком и столом Холта, Джек поспешил к Веронике, одиноко сидевшей за столом; перед ней стоял бокал шампанского и ведерко со льдом. На девушке было кремовое платье из парчи, оставлявшее открытыми ее плечи, волосы Вероники были собраны в пучок, закрепленный сбоку на голове. Ее красота обрела оттенок холодной изысканности; Джеку девушка показалась почти незнакомой. Какие бы муки Вероника ни испытывала в начале этого вечера, их следы были стерты с красивого лица, которое она демонстрировала сейчас миру и своему супругу.
— Вероника, — тихо промолвил Джек, подойдя к столу, — что ты здесь делаешь?
Она удивленно подняла голову.
— О, Джек. — Девушка испуганно посмотрела в сторону двери, за которой скрылся ее муж. — Я не могу говорить сейчас с тобой. Мой муж вернется через минуту.
— Тебе следует покинуть зал, — сказал Джек. — Немедленно.
— Джек, пожалуйста, уйди. Ты и так причинил мне сегодня боль. Я не хочу представлять тебя моему мужу. Мы уже встречались с его друзьями, и мне приходилось отвечать на их вопросы о моих римских знакомых.
— Слушай меня, — резким тоном произнес Джек, стиснув ее руку. — Брезач находится здесь. В другой части зала.
— Я тебе не верю. — Вероника испуганно взглянула на дверь туалета. — Роберт никогда не ходит в подобные места.
— А сегодня пришел. Я беспокоюсь о тебе.
Джек пожалел о выпитых мартини и шампанском. Он говорил сейчас не то, что хотел сказать. Он не желал говорить с ней о Брезаче. Он хотел говорить с ней о себе. Он хотел быть способным сказать ей: «Давай вернем назад ту минуту, когда ты поцеловала меня в гостинице, а я досчитал до шести». Он вдруг показался себе посредником и зрителем, наблюдающим за страстями других людей, посланником их ненависти и любви, исповедником, каналом общения, кем угодно, но только не главным действую щим лицом, активным участником событий,
— Что мне делать? — спросила Вероника. Ее голос звучал не громко, но в нем присутствовали истерические ноты. — Я сказала мужу, что хочу танцевать. Он не хотел сюда идти. Мы не пробыли тут и десяти минут. У нас еще полная бутылка шампанского…
Она замолчала. Из ее горла вырвался сухой звук, похожий на всхлипывания. Муж Вероники вышел из туалета и начал пробираться между танцующими к своему столику. Он остановился возле него и вежливо улыбнулся Джеку, ожидая, когда Вероника их познакомит. Неподалеку медленно танцевали Тачино и Берта Холт.
— Ну? — неуверенно произнес муж Вероники, потому что она ничего не говорила.
Он был высоким, широкоплечим, очень красивым блондином с умными голубыми глазами.
— Вероника? — Он не отводил взгляда от Джека; имя жены он произнес с явно вопросительной интонацией.
— О, — выдохнула она, — извини, Георг. Я… Это мистер Эндрюс. Мой… друг. Он подошел, чтобы поздравить меня. Мой муж, Георг Струкер…
— Здравствуйте, — сказал Струкер без акцента.
У него был глубокий, грудной голос. Джек пожал твердую, сильную руку.
— Я… я надеюсь, что вы будете очень счастливы с Вероникой, — неловко произнес Джек.
Он слишком много выпил за этот чрезвычайно насыщенный вечер.
— Благодарю вас, — официальным тоном сказал Струкер. — Я в этом не сомневаюсь.
Сейчас Джек уловил цюрихский акцент, не показавшийся ему смешным. В облике этого крупного, сильного человека с резкими чертами лица и ледяными глазами не было ничего комичного. Фирма «Радость — источник Силы», швейцарское отделение, подумал Джек. Струкер не сел сам и не предложил сесть Джеку.
— Я послала мистеру Эндрюсу телеграмму, — излишне громко сказала Вероника. — Из Цюриха. Он…
Она замолчала, и Джек увидел, что ее глаза округлились; Вероника сжала губы, глядя на кого-то мимо Джека.
— Надо же, — произнес Брезач за спиной Джека. — Посмотрите, кто это. С новой прической. Добро пожаловать в Вечный город.
— Роберт, — выдавила Вероника. Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но дрожащий голос выдал ее отчаяние. — Вот уж не думала встретить тебя в таком месте.
— За время твоего отсутствия произошли великие перемены. — Глаза Брезача были прикованы к девушке.
