беспокоить тебя по ночам, ходить через твою комнату всю ночь в уборную. Может, коктейль «дайкири»?
— Благодарю вас, но я…
— Тебе, конечно, и в голову никогда не приходило, что в таком захудалом городишке, как этот, — снова перебил его Ролан, выжимая в кувшин сразу четыре лимона своей громадной пятерней, — можно раздобыть кубики льда.
— Хотелось бы с вашего позволения спросить, — продолжал Лавджой, — каким образом…
— В этом климате, — снова перебил его Ролан, — можно пить только один крепкий напиток, это — ром.
Вошел Сен Клер, тоже голый, похлестывая себя одним из турецких полотенец Лавджоя.
— Думаю, тебе известно, — сказал он, — что миссис Буханан сегодня ночью повесили?
— Да, я…
— Мы заказали сделать из нее чучело, — сказал Ролан, отливая по мерке ром. — Тебе на память…
— Большое спасибо. Вы, конечно, очень добры, но…
— Только венгр, больше никто, — прервал его Сен Клер, — способен на такую подлость — повесить обезьянку. Послушай, старичок, не хочешь ли купить у нас велосипед?
— В настоящий момент я не могу себе этого позволить…
— Малеш1.
— Мне хотелось бы узнать, джентльмены, известно ли вам что-нибудь о нескольких томах «Энциклопедии»…
— Ну куда столько сахару, Ролан, — возмутился Сен Клер.
— Занимайся своим делом, черт бы тебя побрал, — спокойно огрызнулся Ролан. — Закрыв ладонью широкое горлышко древнего и дорогостоящего кувшина персидской работы, собственности датчанина, преподавателя математики, он стал неистово взбалтывать его содержимое, и было слышно, как ледяные кубики постукивали по его изящным глазурованным стенкам.
— Тома от АА до ПРУ… — упрямо повторил Лавджой. — Их на полке нет. Может, вам что-то известно…
— Абсолютно ничего, старичок, — беззаботно сказал Сен Клер. — Найдутся, куда они денутся. Я знаю, как часто люди бывают небрежными с книгами.
Дверь вдруг широко распахнулась, и в комнату танцующей походкой вошла Айрина.
— Айрина! — воскликнул Лавджой, шокированный ее внезапным появлением перед голыми мужчинами. Впервые она оказалась в его доме до наступления позднего вечера. — Они не совсем одеты.
— Как раз вовремя, — сказал Сен Клер, небрежно закутывая полотенцем свою мускулистую брюшину. — Ну-ка, выпей.
Ролан разлил по кофейным чашкам густой и холодный коктейль «дайкири».
Айрина подняла свою чашку.
— За добрую волю, — произнесла она с очаровательной улыбкой, и братья Калониусы громко засмеялись, а Ролан даже игриво шлепнул ее по ягодицам.
Лавджой, не веря собственным глазам, смотрел на такую непривычную картину, — ее уже совсем не застенчивая фигурка в блестящем ярко-желтом платье, а рядом с ней — два верзилы, два почти голых мужика, торопливо опорожняющих свои чашки, налитые до краев.
Он поднес ко рту свою и выпил все до дна.
— Думаю, я повторю, — твердо сказал он.
— Ну вот это уже другой разговор, дикий парень, — одобрительно сказал Ролан, наливая ему до краев самую большую чашку.
Весь остальной вечер прошел для Лавджоя как в дыму. Весьма расплывчатая картина. Был плотный обед, снова бифштексы, бургундское; распущенные в беспорядке волосы Айрины, спадающие ей на одно плечо, ее весело мелькающие, белоснежные зубы, исполненные хором русские песни; танцующая Айрина, похотливо покачивающая бедрами, постреливающая глазками; поющие братья Калониусы, нагло дающие волю своим рукам. Очень смутно Лавджой вспоминал, что зашел разговор о деньгах, и он был уверен, что видел, как Айрина вытащила довольно много купюр из своего лифчика, удерживающего ее маленькие чудные грудки, и обеими руками передавала их Ролану и Сен Клеру Калониусам, щедрыми, смелыми жестами, словно Мать-Земля. Потом он слышал разговор о настоящей вечеринке на следующий день, а Ролан все время повторял: «Дикий парень, ты, по-моему, не дикий, а отличный парень, и мы ужасно рады, что приехали в Алеппо. Дикий парень, ты ведь американец…»
Как ни странно, еще никогда в жизни Лавджой не проводил так приятно время, хотя где-то в подсознании весь вечер у него звучал предостерегающий голос: «Опомнись, все эти развлечения стоят кучу денег, тебе придется как следует поистратиться!» Ему было искренне жаль, когда после девятого «дайкири» наступили сменяющие друг друга периоды темноты, головокружительных провалов, и в конце концов Сен Клер взял его под мышки, отволок к кровати и уложил спать.
— Сен Клер, — невразумительно мычал он, — свежее дыхание всего мира. Друзья на всю жизнь… Разве может случиться нечто подобное там, в Вермонте… Друзья на всю жизнь.
Ночью, приблизительно часа в три, он вдруг проснулся и лежал с кристально ясной головой. Из соседней комнаты до него доносились женские вздохи, потом тихий смех, смех чувственный, интимный, раздававшийся в тихом, уснувшем доме. Эти необычные звуки его озадачили, они тревожили его мозг. Но через мгновение он вновь заснул как убитый.
Утром он, спотыкаясь, нащупывая дорогу, словно в тумане, вышел из своего закрытого тенью, притихшего дома с опущенными шторами на окнах, ставшими преградой для лучей яркого утреннего солнца. Время от времени класс вместе с учениками пропадал в белой пелене, а когда в учебную комнату около одиннадцати часов вошел директор школы Свенкер, то ему показалось, что его лицо то вздымается, то опускается в шипящей пене, словно морские волны, бегущие к скалам, чтобы разбиться о них.
— Лавджой, — сказал он холодно, — мне нужно поговорить с вами часов в двенадцать.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Лавджой.
В полдень, когда они встретились, директор школы Свенкер сказал:
— Знаете, я человек широких суждений, без предрассудков, и мне знакомо ослабляющее воздействие местного климата на белых людей, но до меня дошли кое-какие слухи о ваших гостях…
— Да, сэр, — еле слышно ответил Лавджой.
— Мне кажется, — сказал директор, — что нужно поступить мудро и немедленно, как можно скорее выпроводить их отсюда.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Лавджой уже совсем неслышно.
Директор Свенкер, демонстрируя свою терпимость, дружески похлопал Лавджоя по плечу.
— Я, конечно, не верю слухам об этой обезьянке и о русской девушке.
— Да, сэр, — прошептал Лавджой. Он помчался домой. В комнатах никого не было. «Может, — подумал Лавджой, — они собрали вещички и уехали…»
Когда он возвращался после занятий домой, то остановился у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Он глядел вверх на когда-то такую гостеприимную, такую дарящую радушие дверь своей квартиры, но теперь он чувствовал себя так скверно, словно впервые в жизни ему предстояло шагнуть в клетку, где полно молодых тигров, темперамент которых ему неизвестен, а надежность весьма сомнительна.
— Однако, — сказал он про себя, — какой смысл стоять здесь, перед лестницей, всю ночь?
Он решительно поднялся по ступенькам и резко распахнул настежь дверь.
Айрина лениво лежала на кушетке рядом с Сен Клером, который спокойно и довольно равнодушно поглаживал ее бедро. Посередине другой комнаты стоял Карлтон Свенкер, серьезно беседуя о чем-то с Роланом.
— Он же убьет меня, — сказал Карлтон.
Хотя от таких страшных слов кровь у него в жилах, казалось, застыла, Лавджой, повинуясь какому-то инстинкту, все же заметил, что и остальные тома «Энциклопедии Британники» исчезли, все, от ПРУ до ZZ. Не было и «мостовой» лампы, на которой висела миссис Буханан, и большого самовара с восемью серебряными
