– Я не тороплюсь.
– И все это время ты собираешься жить на сорок пять центов? – сердито спросила она, точно он был в чем-то виноват.
– Что-нибудь подвернется, – ответил он неопределенно. – Не одно, так другое.
– А ты не обидишься, если я скажу, что кое-что уже подвернулось? – Неизвестно почему она покраснела.
– Что именно?
– Я, – сказала она неожиданно громко. – Подвернулась я. А теперь слушай внимательно. У меня две комнаты с маленькой кухней. Есть вполне удобный диван, на котором ты можешь спать. Готовлю я не очень хорошо, но с голоду ты не умрешь…
– Я не могу на это пойти.
– Это почему же?
– Не могу – и все. – Он снова растерянно улыбнулся.
– У тебя есть какая-нибудь другая одежда?
– Есть чистая рубашка, пара носков и кое-какое белье. Я оставил их внизу у вахтера.
Она строго кивнула.
– Есть чистая рубашка, – повторила она. – Насколько я могу судить, эти люди в твоем списке разбросаны по всей стране…
– Правильно. Мой отец не сидел на месте.
– И ты намерен разъезжать по всем Соединенным Штатам, заходить в дома этих людей и задавать им самые интимные вопросы, имея за душой лишь одну чистую рубашку?
– Я об этом особенно не раздумывал, – сказал он, защищаясь.
– Считай себя счастливым, если тебе в таком виде удастся пройти хотя бы мимо собаки, – сказала она. – Не могу понять, как тебя сюда-то пропустили.
– Последние несколько дней я не смотрел на себя в зеркало, – признался он.
– Я тебе сейчас скажу, что я собираюсь с тобой делать, – заявила она с уверенностью, которой вовсе не испытывала. – Ты остановишься у меня, и я одолжу тебе денег, чтобы ты купил себе приличную одежду и…
– Я не могу вам это позволить.
– Безусловно можешь, – сказала она твердо. – Ты слышал, я сказала «одолжу»?
– Одному богу известно, когда я получу свои деньги и вообще получу ли.
– Я могу подождать.
Он глубоко вздохнул. Она видела, какое облегчение он почувствовал.
– Не понимаю, почему вы ко мне так относитесь. Вы ведь меня почти не знаете…
– Знаю достаточно, чтобы так к тебе относиться. – Она тоже вздохнула. – Я хочу быть честной с тобой и потому открою тебе один секрет. Я поступаю так вовсе не из соображений благотворительности. У меня есть на то особая причина. Чисто личная, эгоистическая причина поступать таким образом, и лучше, если ты о ней узнаешь сразу же. Я только надеюсь, что ты не обидишься.
– Как я могу обижаться на человека, который готов приютить меня и пристойно одеть?
– Я тебе все скажу. Когда ты ушел в прошлый раз… Нет, лучше я начну с самого начала. Как почти все, кто работает в нашем журнале, я тоже хочу писать. Я считаю, мой жанр – это роман. Когда я тебя встретила, у меня было написано шестьдесят страниц романа. А когда ты ушел, я отправилась домой и порвала их.
– Почему? И какое это имеет ко мне отношение?
– Самое непосредственное. После всех моих розысков и твоего рассказа я поняла, что пишу сплошную чепуху. Все это поверхностно и вторично. И я решила написать о молодом парне, у которого убили отца…
– Ничего себе, – проговорил Уэсли. Теперь он смотрел на нее уже настороженно.
– Этот молодой парень, – продолжала она, избегая его взгляда и опустив глаза, – хочет узнать, кто это сделал, почему, как прожил свою жизнь его отец… Он не знал отца, потому что его родители развелись, когда он был еще ребенком, и отец уехал. Можешь не беспокоиться: убийство происходит не в Европе, я о Европе ничего не знаю, ни разу там не была. Но, в общем, сюжет не очень отличается от того, что ты…
– Понятно.
– Так что теперь ты знаешь, в чем заключается моя особая причина.
– Ясно.
– Ты будешь рядом, я смогу тебя изучать, а также помогу тебе найти всех людей. Словом, это можно рассматривать как взаимную помощь. Это будет тебе неприятно?
– Не думаю, – пожал плечами Уэсли. – Хотя я не очень-то представляю себя героем какой-нибудь книги.
– А от тебя этого и не требуется, – сказала мисс Ларкин. – Я буду рассматривать тебя как литературный образ и брать только те черты, которые мне нужны и которые я смогу использовать.
