и преданному своему делу молодому человеку, который, кстати, перед каждой игрой произносил молитву в раздевалке, причем просил Бога не о победе, а о безопасности игроков обеих команд, тот, увидев «X», приподнял брови.
— Полагаю, это незаконно, — сказал он.
— Мне тоже так кажется, — кивнул Стрэнд.
— Ладно, как бы там ни было, — заметил Джонсон, — этот мальчик понимает язык жестов. Правда, далеко не всегда повинуется им, — с улыбкой добавил он. — Знаете, он приводит остальных ребят просто в бешенство. Они никогда не знают, что он может выкинуть через секунду. Если его призывают на определенный участок поля и он видит, что ничем там отличиться не может, то просто поворачивается спиной и проходит через центр, а иногда даже бежит в совершенно противоположную сторону. Он делает все с точностью до наоборот, и я часто браню его, но никакого впечатления это не производит. С другой стороны, не хочется слишком уж давить на него. При его росточке необходимо изрядное мужество хотя бы уже для того, чтобы просто выйти на поле. А потому по большей части ему все сходит с рук. Но порой он творит просто чудеса. Он верткий, как угорь, никто не может его поймать. Причем уворачивается он с такой одержимостью… можно подумать, его собираются линчевать и он спасает собственную шкуру. И еще мне кажется, ему совершенно все равно, выиграем мы этот матч или нет. Просто хочет доказать всем, что поймать его невозможно. Я вам честно скажу, мистер Стрэнд: за все время, что я играл и работал тренером, мне впервые попадается такой мальчишка. Он не спортсмен, он какой-то дикий зверек. Это все равно что иметь в команде бешеную пантеру.
— Но он пока не собирается уходить из команды? — спросил Стрэнд.
Тренер пожал плечами.
— Знаете, я не планирую слишком активно его использовать. Очень уж он мал и слаб, чтобы играть на регулярной основе. Рано или поздно его обязательно сожрут живьем. Теперь другие времена. Нынешние мальчишки — настоящие чудовища, даже в нашей, вполне приличной, школе, и рослые умеют бегать так же быстро, как и недомерки. И потом он физически не способен блокировать противника или сделать точную передачу. Может, и буду изредка использовать его на задней линии, если удастся научить выбивать мяч из рук. А если нет — буду выпускать его на поле лишь в тех редких случаях, когда игроки уже окончательно выдохлись и мечтают о перерыве. Когда я обещал оставить его в команде, то прямо сказал, без всяких обиняков, что большую часть времени ему придется сидеть на скамье запасных и что выпускать на поле буду только в крайних случаях, когда положение уже совсем отчаянное. И знаете, тут он улыбнулся… ну и улыбочка у него, я вам доложу. Маленький-маленький, а как улыбнется, так способен напугать морского пехотинца… Так вот, он улыбнулся и сказал: «Быть тренером — вот подходящая работенка. Всю жизнь о ней мечтал».
— А среди других мальчиков он пользуется популярностью? — Стрэнд счел, что пока рановато говорить этому милому и религиозному молодому человеку, что в запасных у него играет варвар.
Тренер с сомнением уставился на Стрэнда, будто никак не мог решить, стоит ли говорить всю правду, и ответил дипломатично:
— Я так понял, у вас к этому мальчику интерес особый. Ведь он попал сюда отчасти благодаря вам, так?
— Ну, более или менее, — уклончиво ответил Стрэнд. — Он был моим учеником в городской школе и проявлял незаурядные способности.
— Тогда вот что я вам скажу: если б сосед по комнате, Роллинз, не защищал его так рьяно, думаю, он давно бы уже схлопотал. Он ведь не любит держать свое мнение при себе, верно?
Стрэнд невольно улыбнулся:
— Да, вот и вы заметили это.
— Когда он делает обманный финт или кто-то из ребят пропускает мяч, он… он насмехается над ними. И вот его любимая фраза, которая действует мальчикам на нервы: «Я думал, джентльмены, вы сюда в футбол пришли играть». Он отделяет себя и Роллинза от всех остальных, так и сыплет цитатами из английской литературы и прессы. Знаете, под каким заголовком печатают английские газеты отчеты о крикетных матчах? «Джентльмены — значит игроки с большой буквы». Не все ребята понимают, что это означает, но уверены: это далеко не комплимент в их адрес.
— А кроме Роллинза, чернокожие игроки в команде есть?
— В этом году нет. Школа делает все, что в ее силах, чтобы принимать и цветных, но пока без особого успеха. Боюсь, что школе с устоявшейся репутацией некоего форпоста БАСП[35] понадобится немало лет, чтобы изменить свой имидж. Кажется, сейчас в школе учатся всего четверо чернокожих, и ни один из них, кроме Роллинза, не играет в футбол. В прошлом году у нас работал темнокожий учитель, преподавал историю искусств, и все приняли его очень приветливо, но он так и не прижился здесь. К тому же этот парень был слишком образован, чтобы преподавать в подготовительной школе. Сейчас работает в Бостонском университете. Одних добрых намерений не всегда достаточно, верно? — Этот крупный, пышущий здоровьем молодой человек, чьи цели в жизни, как догадывался Стрэнд, были весьма ограниченны и обусловлены его специальностью, пытался философствовать.
Футбольный тренер оказался не единственным преподавателем, кого поведение Ромеро ставило в тупик. Тихая молодая женщина по фамилии Коллинз с кафедры английского языка, читавшая у Ромеро курс английской и американской литературы, как-то остановила Стрэнда в холле главного здания, когда они возвращались с ленча, и спросила, не может ли он уделить ей несколько минут, чтобы поговорить о мальчике. Она тоже, оказывается, знала, что Ромеро попал в школу не без помощи Стрэнда. И он не стал разубеждать ее в этом заблуждении — преподавателям незачем было знать, что тут не обошлось без влияния Хейзена. Если Хейзен захочет взять на себя часть вины за проступки Ромеро, пусть делает это сам.
— Вы ведь учили его в Нью-Йорке? — спросила она, идя рядом.
— О, если б кто-нибудь мог сказать, что хоть чему-то его научил, — заметил Стрэнд.
Она улыбнулась:
— Кажется, я начинаю понимать, что вы имеете в виду. Он тоже доставлял вам немало хлопот, да?
— Могу сказать лишь одно, — произнес Стрэнд, стараясь выглядеть как можно более беспристрастным. — Взгляды, которые он выражал, не всегда совпадали с общепринятыми, вот и все.
— И перемена школ, — подхватила мисс Коллинз, — похоже, не избавила его от этой прискорбной привычки. К примеру, сегодня он умудрился вовлечь в спор весь класс.
— О Боже!.. — вздохнул Стрэнд. — И о чем шла речь?
— Мы обсуждали роман Стивена Крейна «Красный знак доблести», — ответила мисс Коллинз. — Эта книга близка и понятна мальчикам, к тому же стиль ее отличает изумительная простота, что подготавливает к восприятию целого жанра в современной американской прозе. Я стала задавать вопросы, и Ромеро молчал, пока два или три мальчика объясняли, чем именно понравился им роман. Затем вдруг он поднял руку, встал и сказал, очень вежливо: «Прошу прощения, мэм, но все это лишь промывание мозгов». А потом выступил с целой речью. Сказал, что не важно, какими намерениями руководствовался писатель, важен результат. А результат этот сводится к довольно примитивной идее. Что тебе никогда не стать настоящим мужчиной, если ты убегаешь. Ты можешь доказать, что являешься таковым, только когда встаешь во весь рост и сражаешься снова и снова, и не важно, что при этом тебе оторвут голову. И пока людям нравятся такие книги, молодые люди будут с песнями и радостными криками отправляться на войну и погибать там. И еще сказал, что не знает, как остальные ребята в классе, но лично он всегда, всю свою жизнь убегал. И если б не делал этого, не сидел бы сейчас здесь, среди них. Убегать, сказал он, — это самое естественное поведение, когда ты напуган. А всякая муть, типа этого романа, «Красный знак доблести», лишь запудривает людям мозги. И пишут такие книги, как правило, лживые и подлые старики, чтобы заставить молодежь пойти на войну, где их всех поубивают. Ромеро сказал, что у него был дядя, которого наградили во Вьетнаме за то, что он до конца отстреливался из автомата, давая возможность остальным ребятам из своего батальона уйти. И дело кончилось тем, что теперь этот дядя прикован к инвалидному креслу, а свою медаль выбросил в мусорное ведро. — Мисс Коллинз с бледным обеспокоенным лицом и застенчивыми, какими-то робкими манерами, удрученно покачала головой, вспоминая подробности инцидента в классе. — Я просто не в
