природы. И Отец не может помешать мне. Не может. Потому что я — необходимая часть созданного им мира. Ему придется разрушить весь свой мир, чтобы уничтожить меня.
Крит. Символ сойкеро
Я проснулся на огромной мягкой кровати под балдахином. Эйя любила роскошь, и создавала ее всюду, где появлялась хотя бы ненадолго. Перина подо мной была такая пышная, что я встал с нее только со второй попытки.
Давно я не спал так хорошо и спокойно. Все-таки приятно обрести память. Правда, вместе с памятью приходят и вопросы, на которые не знаешь ответов, и о существовании которых не подозревал еще вчера, а еще наваливаются проблемы, которые требуют решения, потому что теперь они снова стали твоими.
Я все еще не понимал, почему отец был так разозлен моими экспериментами. Эйя, когда я вчера поздно вечером спросил ее об этом, не смогла предположить ничего убедительного.
Значит, отец знал что-то такое, о чем мы оба не догадывались. Да, мои эксперименты породили необычный ветер. И пазира выступила как мать этого ветра. Это так. Но в этом, насколько я понимал, не было ничего угрожающего. Отцу ничего не стоило укротить этот ветер и вернуть пазиру в пассивное состояние, что он и сделал. Если бы он попросил меня никогда больше не повторять этого эксперимента, я бы послушался. Да, тогда я еще был послушным. Но он сделал другое. Он убрал меня из меняющегося мира. Просто выбросил в реку, по которой я и доплыл до переправы, весь израненный, наполовину захлебнувшийся. Да! Я же был весь изранен! Меня пытали! Меня пытал сам отец. А мать смотрела на это. Это было совсем рядом с ее любимым местом, у Светлой Лужайки, на которой она так любила стоять под лучами небесного светила. Да, она стояла на окраине этой лужайки и смотрела, как отец пытает меня. Он спрашивал, как я создал пазиру. И я смеялся ему в лицо на каждую новую вспышку боли. Зачем он делал это?
Мое тело заныло, вспоминая эту пытку. Наверное, у меня были сломаны все кости и вывихнуты все суставы. Я был изрезан инструментами, по сравнению с которыми игрушки Эвкатиона — занозы в пальце. Но я не мог умереть. Потому что некому было отнять мою жизнь. Мое тело снова и снова собиралось в единую плоть, чтобы продолжать служить вместилищем сознания. И когда отец понял, что ничего не добьется, он приказал мне забыть.
Осторожный стук в дверь отвлек меня от этих воспоминаний.
— Войдите! — крикнул я.
Вошла девушка-ангел, которая вчера накрывала нам ужин, и внесла завтрак. Она улыбнулась мне, махнула крыльями и ловко поставила на столик поднос с ароматными напитками и вкусными пирожными.
— Приятного аппетита, мой господин. Госпожа просила узнать, всем ли вы довольны…
— Спасибо. Она придет?
— Я попрошу ее составить вам компанию.
Девушка-ангел упорхнула, а я, приблизившись к подносу, принялся вкушать лакомства. Когда я уже завершал завтрак, вошла Эйя.
— Доброе утро, Крит!
— Привет, Эйя. У тебя здесь так хорошо! Будь у меня спокойный и мирный характер, я бы так и жил здесь, в этой спальне, питаясь одними пирожными.
— Тебе не повредит, если ты немного подобреешь и успокоишься. И если пирожные этому способствуют, я попрошу приносить их тебе постоянно…
Я посмотрел на нее, и мое сердце снова сладко заныло.
— Эйя, я так скучал по тебе. Скучал, даже не помня, что ты есть.
Она посмотрела на мой обнаженный торс.
— У тебя все тело в шрамах. Откуда это?
— Я только сегодня вспомнил. Отец пытал меня перед тем, как выбросить в неизменяющийся мир. Ни я, ни ты не понимаем, почему он начал воспринимать меня как своего врага. Или он сходит с ума, или он знает то, чего не ведаем мы.
— Все дело в твоей пазире. Ты создал то, что не должно было быть создано. Остальное — лишь последствия этого шага.
— В таком случае, я сам не понимаю, что я создал.
— Дай мне посмотреть на нее еще раз.
Я извлек пазиру и передал ей. Когда Эйя взяла ее в руки и приблизила к ней лицо, над пазирой появилось легкое голубоватое облачко. Потом оно увеличилось в размерах, и я увидел внутри него объемную картину. Ветер менял мир. Менял так сильно, как обычно не бывает. А потом мир стал совсем другим. Облако исчезло
— Пазира ответила на твой вопрос, — сказала Эйя, отрывая от нее взгляд.
— Я не понял ответа.
— Ты говоришь, что пытался создать новую вселенную. Но это не так. Ты начал изменять этот мир, созданный нашим отцом. И если бы ты довел изменения до конца, я не знаю, остались бы в нем Отец и Мать или исчезли бы из него, потому что им в твоем мире нет места.
— И он решил, что я сделал это нарочно?
— Или по наущению глубинных сил.
— Глубинные силы? Ах, да! Эти детские сказки о том, что нам постоянно угрожают воины подземных миров.
— Это не сказки, мой сойкеро. Я видела глубинных воинов. Они — живой огонь, они вооружены мечами и стрелами, состоящими из еще более опасного огня. Они вырвались на поверхность в зоне 'Икс-8', пока ты был в неизменяющемся мире. И мы двадцать дней сражались с ними. Но не убили ни одного. А потом они просто повернулись и ушли вниз. Как будто их задачей было не победить, а просто отвлечь нас.
Я покачал головой. Никогда не воспринимал эти материнские сказки всерьез. Хотя, кто знает, может быть, эти подземные воины когда-то тоже были созданы моими родителями… А может быть, я знал о воинах глубин, но сейчас не могу вспомнить об этом?
— Я приготовила тебе сюрприз, мой сойкеро.
Она позвонила в колокольчик, и две крылатые девушки вошли в дверь, неся в руках меч.
— Это же мой Адил! — воскликнул я.
— Да, это твой Адил, — сказала Эйя. — Я нашла его у тебя в замке. Когда ты уже исчез. И решила взять его на хранение.
— Сестра! Это подарок, которому нет равных!
Я извлек Адил из ножен, ощутил его приятную тяжесть, его изящество, сделал несколько движений. Это был он. Он! С ним я непобедим. Ни один сойкеро не сможет забрать мою жизнь, когда в моих руках Адил! Кроме того, что это был превосходный клинок, он обладал еще огромным множеством полезных свойств, которыми я успешно пользовался. Держа его в руках, я мог с успехом противостоять целой армии.
Эйя поцеловала меня.
— Желаю тебе удачи, Крит.
Крит. Эвкатион появляется с подкреплением
Жизнь деревни ангелов была мирной и лишенной ярких внешних событий. Однако, как рассказала Эйя, многочисленные исследования в разных областях знания составляли основное занятие жителей, и все страсти и эмоции кипели вокруг полученных ими научных результатов.
