– Время покажет, – примирительно улыбнулся он.
– Что мне нравится в зрелых мужчинах, – сказала Екатерина Матвеевна, улыбаясь, – так это их способность контролировать свои чувства.
– Просто я переполнен чувством любви, – ответил Макс. – И никакие другие чувства во мне уже не помещаются. А любовь… она может поразить нас в сердце в любом возрасте.
– Дай-то Бог, чтобы Вы были искренни, – вздохнула Екатерина Матвеевна. – Вы угощайтесь, не смущайтесь. А потом повезете меня кататься.
Макс почувствовал, что первый экзамен он сдал. Они доели жаркое, потом был домашний медовый торт, который не успел вполне пропитаться, но, несмотря на это, с чаем был необыкновенно вкусен. Когда они втроем вышли к машине, Макс открыл перед Екатериной Матвеевной переднюю дверцу.
– А что, Маня сзади поедет? – спросила Екатерина Матвеевна.
– Отчего же? – спросил Макс. – Маня за рулем. Это я буду сзади.
– Вот как! – удивилась манина мама.
Манечка впорхнула за руль, завела машину, и они поехали кружить по окрестным улицам. Маня показывала своей маме, какой в машине удобный климат-контроль, какая замечательная аудиосистема, как мягко и красиво машина входит в повороты. Манечка щебетала, сидя за рулем автомобиля, все двадцать минут, пока они кружили по окрестностям. Наконец, она снова припарковала машину во дворе, они вышли, и Макс увидел, что его будущая теща плачет.
– Что случилось? – спросил он.
– Дай вам Бог! – сказала Екатерина Матвеевна. – Дай вам Бог счастья и долгой любви.
– Спасибо, мама! – Манечка снова повисла на маминой шее.
Макс обнял их обоих и сказал:
– Ни о чем не волнуйтесь, мама. Я никогда не обижу Вашу дочь. И Вас.
Под конец рабочего дня Фриде Энгельс позвонил Альберт Абрамович Карапетян и попросил о встрече.
Они встретились через двадцать минут в ее кабинете на втором этаже, окна которого выходили на тихий дворик.
– Здравствуйте, Альберт Абрамович, – сказала Фрида.
– Здравствуй, моя красавица, – Альберт Абрамович поцеловал ее в щечку. – Как твои дела?
– По работе все замечательно.
– А в личной жизни? – спросил Альберт Абрамович, усаживаясь в глубокое кресло.
– Думаю, тоже налаживается, – сказала Фрида.
– Собственно, я как раз за этим и зашел, – сказал Альберт Абрамович. – Ты сейчас встречаешься с одним из моих пациентов, Алексом.
– Да.
– Милая, мне жаль говорить это, но он очень ненадежный человек. Поверь, я не хочу тебя пугать, кроме того, я связан по рукам и ногам профессиональной этикой, но в его прошлом есть события, которые он тщательно скрывает, а его развод с Клавой – это результат того, что он лгал ей все эти годы. Ведь он в прошлом десантник, и его психика искалечена, он не способен строить отношения, основанные на доверии, взаимоуважении и понимании…
– Альберт Абрамович, я не хочу этого слушать, – сказала Фрида. – Если Вы пришли, чтобы предупредить меня, спасибо, я услышала предупреждение. Но я разберусь в отношениях с Алексом сама.
– Не веришь старому психологу? – улыбнулся Альберт Абрамович.
– Мне кажется, Вы на него наговариваете.
– Конечно, я могу ошибаться. Но несколько лет службы в десантных войсках в качестве инструктора ближнего боя кого угодно сделают психически нестабильным. Ты представляешь себе, девочка, что это за работа? Ты представляешь, сколько он людей покалечил, этот мирный забавный юрист Алекс? Внешность обманчива. Его работа научила его скрытности и жестокости. Собственно, это все, что я хотел сказать. Извини, что зашел внезапно.
– Ничего. Заходите в любое время. Благо мы совсем недалеко друг от друга работаем.
Альберт Абрамович удовлетворенно отметил, что ему удалось нарушить душевное равновесие Фриды. Он полагал, что остальное довершит женская подозрительность.
Алекс сидел в палате сына, на его кровати, они играли с ним в маленькие магнитные шахматы.
– Знаешь, папа, – сказал он. – Я не боюсь, когда ты рядом.
– Я завтра обязательно буду рядом с тобой. Буду ждать, пока операция закончится.
– Тогда я не буду бояться.
– Молодец! – Алекс потрепал сына по волосам, защитился от шаха.
Как всегда не вовремя, появилась Клава. Она ввалилась в палату, шурша кульками и громыхая кастрюльками.
– А, – сказала она громко. – И ты здесь?
– Тихо-тихо, – сказал Алекс. – В других палатах уже спят.
– Что ты сочиняешь?! – возмутилась Клава. – Я тут ужин принесла.
– Кушать будешь? – спросил Алекс у Борьки.
– Угу. Потом доиграем? – спросил Борька.
– Конечно, доиграем.
– Папа, если ты в больницу ляжешь, я тоже к тебе приходить буду, – сказал Борька.
– Да, все мы когда-нибудь тут окажемся, – злобно усмехнулась Клава, и уже обращаясь к Алексу, спросила. – Что смотришь? Да! Ты обязательно в кардиохирургию попадешь, когда твои девки тебя заездят.
– Борька, ты пока кушай, а я погуляю, – сказал Алекс.
– Давай-давай. Крале своей позвони, пожалуйся, как тебя жена бывшая обижает. И вот еще тут тебе.
Клава извлекла и протянула Алексу файловую папку с документом.
– Что это? – спросил Алекс.
– Постановление суда о разводе.
– Но меня даже не пригласили на этот суд! – возмутился Алекс.
– Пригласили. Только я решила, что ты теперь слишком занят, поэтому ничего тебе не передала. А мама моя с судьей договорилась. И судья, уж так получилось, принял решение без твоего присутствия. Или у тебя ко мне есть имущественные претензии?
Алекс взял в руки постановление, пробежал его глазами, отметил одну орфографическую ошибку в тексте.
– Ладно, – сказал он. – Так – значит так.
Борька смотрел на родителей, насупившись.
– Что, разводитесь? – спросил он.
– Да. Мы решили больше не быть мужем и женой, – сказал Алекс. – Но мы никогда не перестанем быть твоими родителями.
– У Костика тоже развелись родители. Папу он с тех пор не видел, – сказал Борька.
– У нас будет иначе, – сказал Алекс. – Правда, Клава?
– Правда, – сказала Клава после небольшой паузы.
В ее голосе не было уверенности, и, похоже, до нее только что стало понятно, что для детей их развод может быть проблемой.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и на пороге палаты появилась Ангелина Квадриговна в сопровождении Оленьки, двенадцатилетней дочери Алекса. Оля держала в руках футляр со скрипкой.
– А, здравствуйте вам, – сказала теща.
– Борька, привет! – сказала Оленька.
– Привет! – обрадовался Борька.
