востронос; третий — круглоголов и украшен пушистыми светлыми усами. Все трое были затянуты в серо- зелёные мундиры рейхсвера, у всех троих одинаково поблёскивали в глазу монокли.
«Значит, армия не равнодушна к тому, что здесь творится», — подумал Роу.
Да, армия, представленная здесь тремя приехавшими в Лейпциг генералами — фон Гауссом, фон Шверером и Прустом, не могла оставаться безучастной к происходящему. Процесс был публичным экзаменом для гитлеровской команды, выдвинутой хозяевами на авансцену истории как шайка головорезов, которым нечего было терять. Генералы желали знать, чего эта шайка стоит в подобного рода деликатных делах.
Верно оценив интерес командования рейхсвера к процессу, Роу угадал и причину того, что генералы появились в зале суда именно сегодня: Геринг был не только офицером, но и доверенным лицом двух основных акционеров национал-социализма — тяжёлой промышленности и рейхсвера. Генералы хотели видеть, как будет себя вести их приказчик из коричневой шайки.
Наблюдая за генералами, Роу пропустил начало допроса Карнаве, которого прокурор представил суду как бывшего коммуниста, готового раскрыть «тайные замыслы» германской компартии.
Взглянув на свидетеля, Роу сразу понял, что дела того плохи.
Вопросы задавал Димитров.
— Свидетель — национал-социалистский депутат рейхстага?
Карнаве заносчиво поднял голову:
— Да!
— Был ли свидетель убеждён, услышав о пожаре рейхстага, — продолжал Димитров, — что поджог организован именно коммунистической партией?
— Безусловно! — сказал Карнаве. — Я был убеждён.
— Из дела известно, что свидетель пошёл из рейхстага в ресторан «Байернхоф», оттуда в кафе «Фатерланд», потом в министерство внутренних дел и, наконец, в полицейпрезидиум.
— Да!
— В каком из этих мест свидетель пришёл к убеждению, что поджог совершён коммунистами? — насмешливо спросил Димитров.
— Я отвожу этот вопрос, — поспешно вмешался председатель.
— Хорошо, пусть тогда свидетель скажет, заметил ли он в одном из этих четырех мест признаки того, что коммунисты готовят вооружённое восстание?
— Когда коммунисты подготовляют вооружённое восстание, то заметить этого нельзя, — сказал Карнаве.
— Какие именно восстания, уже подготовленные коммунистами, свидетель имеет в виду?
Карнаве растерянно взглянул на прокурора. Тот бросил взгляд на председателя суда. Председатель протянул палец в сторону Димитрова.
— Этот вопрос не относится к делу.
— А по-моему, относится, — настойчиво проговорил Димитров.
— Димитров! Предупреждаю вас ещё раз: вы не должны так разговаривать с судом. Вы заставите меня снова удалить вас с заседания!
— Это было бы очень печально, господин председатель.
— Для вас больше, чем для нас.
— Охотно верю, господин председатель: допрос ренегата Карнаве без меня прошёл бы значительно глаже.
Председатель стукнул рукою по столу:
— Перед вами депутат рейхстага!
— Пусть господин «депутат» ответит на вопрос: не была ли группа Кац — Карнаве в тысяча девятьсот двадцать пятом году постановлением Коммунистического Интернационала изгнана из коммунистической партии как враждебная, ведущая подрывную троцкистско-анархистскую работу, как группа, в которой оказались преступные элементы?
Председатель снова поднял руку, но Димитров, опережая его, крикнул:
— Не были ли члены группы Кац — Карнаве изгнаны как провокаторы и агенты политической полиции, уже тогда действовавшей против Коммунистической партии Германии?!
Председатель тоже повысил голос до крика:
— Димитров, я предостерегаю вас! Здесь недопустимы политические диспуты между вами и свидетелями! Вы можете только задавать вопросы… Садитесь!
— Я имею вопрос!
— Я освобождаю свидетеля от ваших вопросов. Господин депутат, вы свободны.
— Неслыханно! — протестующе воскликнул Димитров.
Председатель предостерегающе поднял руку:
— Довольно, или вас выведут!
Димитров медленно опустился на своё место.
В зале наступила тишина.
Словно испытывая терпение присутствующих, председатель оглядел зал. Отчётливо послышался скрип сапог переминающегося с ноги на ногу полицейского, стоящего за спиною Димитрова. Председатель бросил в его сторону сердитый взгляд и торжественно провозгласил:
— Свидетель господин рейхсминистр Геринг!
Ещё прежде чем затих голос председателя, Геринг сорвался с места, с грохотом оттолкнув стулья, и, выпятив живот, с заложенными за спину руками, с высоко вскинутым подбородком пошёл к столу суда. Он ступал так тяжело, что вздрагивали не только его жирные щеки, но и чернильницы на столах секретарей.
Но ещё раньше Геринга поднялся со своего места Димитров.
— Я протестую, — крикнул он так, что заглушил голос что-то говорившего председателя. — Свидетель не должен находиться в зале суда при допросе других свидетелей! Если этот человек был здесь — он не свидетель.
— Прежде всего, — сухо ответил председатель, — определение здесь выносит суд, а не подсудимые. А кроме того, я должен вам заметить, что перед вами вовсе не «человек», а…
— Ну, если он не человек… — примирительно заявил Димитров, и по залу пронёсся ветерок несдержанного смеха.
Однако под строгим взглядом председателя зал затих. Почтительно привстав, председатель задал Герингу положенные предварительные вопросы.
В этот момент внимание Роу было отвлечено служителем, шепнувшим ему на ухо:
— Господин Роу? Вас вызывает к телефону Лондон.
Когда Роу вернулся в зал, Геринг стоял перед судейским столом, широко расставив ноги. Лакированные краги делали их похожими на чугунные тумбы. Уперев пухлые кулаки в бока, стараясь изобразить на лице насмешливую улыбку, он исподлобья смотрел на Димитрова. А тот спокойным, ровным голосом задавал ему вопросы:
— Известно ли господину министру, что трое полицейских чиновников, арестовавших ван дер Люббе, выдаваемого здесь за коммуниста, не обнаружили у него партийного билета?
— Мне все известно, — рявкнул Геринг.
— Откуда же взялось официальное сообщение господина министра о том, что у ван дер Люббе был отобран партийный билет?
— Я так предполагал, — не задумываясь, выпалил Геринг.
— И на основании этого предположения сделали вывод, что имеете дело с коммунистом?
— Это касается меня — какие выводы я делаю.
— Здесь суд, господин министр, — спокойно заметил ему Димитров.
— Но в этом суде вы не прокурор! — огрызнулся Геринг.
— Тем не менее вы должны ответить на мой вопрос.
— Вопросы задавайте, обращаясь ко мне, — сердито остановил Димитрова председатель. — А я буду решать, должен ли свидетель отвечать на них.
— Так мы не скоро доберёмся до сути.
