— На месте американцев я попытался бы спасти мир, прокламируя идеи Сталина, а не загораживаясь от них.
— На месте американцев?! — крикнул Ванденгейм. — Почему англичане не попробуют привить коммунистическую бациллу самим себе?
Уэллс покачал головой и отодвинул тарелку.
— Потому, что мы не можем себе представить никакой другой системы, кроме той, которую в течение семисот лет создавали своими руками на этом острове. Мы слишком стары для новых идей. В этом наша беда.
— Наше счастье! — сердито бросил Черчилль.
Уэллс взглянул на него с сожалением.
— Из-за этого заблуждения мы и погибнем. А Америка молода, она…
Джон прервал его на полуслове:
— Ну, что касается нас, то мы не собираемся погибать и не нуждаемся ни в каких прививках.
— Вы так уверены? — насмешливо спросил писатель.
— Америку оставьте в покое, — отрезал Джон.
Уэллс снова покачал головой.
— Вам не избежать общей участи.
Ванденгейм выдернул из-за жилета салфетку и, комкая её, сказал ещё громче, почти крикнул:
— Так беритесь же за дело, или придём мы!
— Берёмся и притом довольно крепко, — сказал Бен, тоже повысив на этот раз голос так, чтобы на него не могли не обратить внимания. — Линия правительства ясна: миром должна управлять твёрдая рука. Сэр Гораций лучше меня изложит вам нашу точку зрения.
Все повернулись к Нельсону. Было достаточно широко известно, что он является ближайшим советником Чемберлена и что в действительности многое из того, что большинство считало идеями премьера, было подсказано ему именно Горацием Нельсоном. Но так же хорошо была известна и молчаливость этого истинного кормчего британского кабинета.
Не оставляя вилки и продолжая маленькими кусочками класть себе в рот лососину, Нельсон негромко и как бы с неохотою неторопливо проговорил:
— Мистер Уэллс прав в одном: если не будет наведён порядок, мир быстро придёт к своему концу. Война и хаос, полное опустошение земель и обнищание народов ждёт Европу, если мы немедленно не возьмёмся за её оздоровление…
— Это непосильно для одной нации, хотя бы такой великой, как наша, — сказал Бен.
— Вы правы, — меланхолически согласился Нельсон. — Особенно учитывая ужасающую раздроблённость Европы на десятки мелких государств-карликов.
— Это ужасно, — живо откликнулся Бен. — На вопросах свиноводства можно ярко показать, что…
Но Маргрет без стеснения прервала его:
— Бен, здесь никто, кроме вас, в этом не разбирается!
Бен обиженно замолчал.
— Сэр Гораций, — пригласила Маргрет, — вы говорили о государствах-карликах…
— О карликах, которые вносят только беспорядок во всякую попытку упорядочить дело. Всякие там Чехии, Румынии и тому подобные рассадники беспорядка, вообразившие, будто вопрос о фикции, которую они называют национальным суверенитетом, должен нас беспокоить больше, чем забота о рынках.
— Проблема рынков действительно очень осложнилась с тех пор, как Россия объявила монополию внешней торговли, а в Китай все глубже проникают японцы, — глубокомысленно заметил Бен.
— Слишком глубоко лезть мы им не позволим, — возразил Джон.
— Если вопросы России и Китая как наших рынков не будут разрешены в течение ближайшего десятилетия, мы задохнёмся, — сказал Бен.
— Нас спасут колонии, — сказала Маргрет. — У нас их теперь больше, чем когда-либо.
Челюсть бульдога выпятилась так, что обнаружила ряд зубов. Это были, правда, не жёлтые клыки, а белые, как снег, фарфоровые изделия дантиста, но выражение лица Черчилля стало все же крайне угрожающим.
— Мне не нужны даже три четверти мира, пока существует Россия! — прорычал он.
— Тем скорее вы должны признать правоту правительства, стремящегося в первую голову покончить именно с ней, — ехидно вставил Нельсон.
Черчилль фыркнул так, что взлетел конец заправленной за его воротник салфетки. Складка на его затылке налилась кровью.
— Мистер Чемберлен ещё в колледже страдал недостатком логики. Чтобы уничтожить Красную Армию, её следовало бы именно сейчас стравить с немцами.
— Не смеем не отдавать должного вашему опыту в деле борьбы с Красной Армией, но мы вынуждены считаться и с тем, что немцы не готовы, — вкрадчиво ответил Нельсон. — Русские снова могли бы выйти победителями.
— Вашим делом было бы не допустить нашего вторичного провала.
— Ваш личный опыт должен вам подсказывать, что тут опять можно просчитаться, — с ещё большим ехидством сказал Нельсон.
Черчилль прорычал что-то грозное, но неразборчивое. Нельсон же невозмутимо продолжал:
— А какова была бы реакция всего мира, если бы русские оказались спасителями Европы? Можно себе представить, как бурно расцвели бы в ней коммунистические идеи!
— В Англии этого никогда не могло бы случиться, — проворчал Черчилль. — Да и вообще вы неверно представляете себе картину. Россия могла бы прийти к победе только в состоянии полной обескровленности, экономической разрухи и политического развала. В таком виде она не была бы страшна никому. — Он энергично ткнул в воздух вилкой. — Ни она, ни её идеи!
— Годы не умерили вашего оптимизма, — усмехнулся Нельсон.
Черчилль в бешенстве оттолкнул тарелку.
— Чтобы бросить Германию на Россию, нужно оставить кое-какие приманки прозапас, а вы, кажется, решили выдать Германии все авансом. Это ошибка.
— Иначе Гитлер бросится на нас прежде, чем мы заставим его повернуть на восток.
— Если речь идёт о том, чтобы успокоить Германию, — с тревогой проговорил Уэллс, — то я предпочёл бы отдать ей всю Чехословакию, нежели кусочек Британской империи. — Он обвёл всех взглядом выцветших усталых глаз. — Тем более, что все это имеет очень временное значение. Мир идёт к концу. И не все ли равно, как он к нему придёт.
— Так шли к упадку великие цивилизации Азии и на их месте появлялись колонии Европы, — громогласно произнёс Джон Третий. — Так идёт к своему упадку Европа, чтобы стать колонией Америки.
Дворецкий наклонился к уху Бена. Бен поднялся:
— Прошу прощения, джентльмены: премьер у телефона.
В течение нескольких минут, что отсутствовал хозяин, в столовой царило насторожённое молчание. Было слышно только позвякиванье сменяемой лакеями посуды. Когда Бен, наконец, вошёл, все взглянули на него с нескрываемым любопытством. Он остановился в дверях, интригующе оглядывая гостей.
— Послу его величества в Праге предложено предъявить Бенешу условия капитуляции Чехословакии.
Пальцы Уэллса, барабанившие по столу, на мгновение замерли, потом он испуганно поднёс руку к губам.
А Бен, сделав рассчитанную на эффект паузу, сказал:
— Ньютон сделает свой демарш вместе с французским послом. Они заявят Бенешу, что если он не примет англо-французских условий, то весь мир признает его виновником неизбежной войны.
— Неизбежной войны… — едва слышно прошептал писатель.
— Послы скажут президенту, что если чехи объединятся с русскими, то война примет характер крестового похода против большевиков.
Уэллс поднял руку к глазам.
