– Да, – сказал мужчина, но уже без прежней уверенности.
Видимо, он впал в сомнение: шутка это или я говорю всерьез? А я – я все не мог вспомнить, что там такое было с диктофоном; где-то он и правду фигурировал, но зачем?
– Вы вкратце упоминаете о нем. В придаточном предложении, когда в одиннадцатой главе главный герой пытается реконструировать свое пр…
– В придаточном предложении, – вырвалось у меня с оттенком язвительной укоризны.
– Да, – тихонько подтвердил мужчина.
– Вкратце? – спросил я неожиданно резко.
Он кивнул.
– Достаточно коротко, чтобы выглядеть недосказанностью?
Тут он замялся.
Я ринулся в наступление – заговорил голосом прокурора на перекрестном допросе в американском фильме пятидесятых годов.
– Итак, достаточно коротко, – я неумолимо уставился ему прямо в глаза, – чтобы можно было назвать это недосказанностью! Вы ведь со мной согласны, не правда ли?
Мужчина снова кивнул, на сей раз почти виновато.
Я же сурово кивнул в ответ.
Не стерпев, вмешался книготорговец: не могли бы мы открыть публике суть нашей «беседы знатоков»?
– Хорошо, – сказал я, – охотно, – и попытался бросить еще один косой, пронзительный взгляд на своего оппонента. Тот уже исчез: поспешил раствориться в толпе. Но, не желая так просто его отпускать, я высказал еще пару мыслей о том, что именно недосказанность чего-либо тем выразительней это что-то обрисовывает… Давний опыт, в немалой степени связанный с цензурой. Скрупулезно вырезанная деталь оставляет отверстие как раз необходимого очертания, и все такое прочее.
Чуть было не… – пропыхтел Шаталка, едва я успел закончить фразу. Да уж, подумал я. Чуть в угол не загнали.
Увы, нельзя сказать, что этот простоватый маневр, предпринятый с отчаяния, не отразился на дальнейшем ходе беседы.
– Возможно, здесь сыграл роль еще и ваш гэдээровский опыт? – поинтересовался хозяин заведения.
Я озадаченно взглянул на него, затем неопределенно покачал головой, надеясь тем и отделаться. Возникла небольшая пауза.
– В ГДР вы подвергались преследованиям как автор? – внезапно спросила пожилая дама, немного отойдя от темы, но, видимо, решив внести в предыдущий вопрос окончательную ясность. Лицо у нее было совершенно багровое.
– Нет. – Я снова замотал головой. – Только не в ГДР.
Опять воцарилось молчание.
– Или вам трудно об этом говорить? – осведомился книготорговец тоном заботливого доктора.
Я уже хотел благодарно ему кивнуть, но тут, к счастью, в голове у меня пронеслась фраза, которую я как-то раз слышал в вильмерсдорфском кабаке. Причем именно из авторитетных уст восточногерманского коллеги.
– Нет, – тихо ответил я, – я не из тех людей, что оставили в гардеробе собственную биографию.
Из публики донеслось одобрительное бормотание – я насладился этой неожиданной реакцией и был едва ли не готов раскланяться, как актер после коронной реплики.
Хотя должен отметить, что сам я не считал эту фразу чем-то из ряда вон выходящим. Упрямый осел, а еще испытываю гордость, что столь равнодушно пренебрег, возможно, единственным в жизни шансом. Впрочем, это вопрос спорный, и мнения здесь могут быть разные. К примеру, тот дядюшка с телевидения за нашим столиком, в кабаке. На него слова о гардеробе произвели такое глубокое впечатление, что, подняв глаза от своей сковородки с сицилийской рыбой, он немедленно ударил по рукам с моим стойким коллегой, завербовав его для работы над бесконечным телесериалом о больнице.
Не стоит ли мне теперь все же вернуться в колею «Восток – Запад»? Изобразить из себя смятенную духом, запоздало вернувшуюся домой из бывшей ГДР жертву репрессий? Конечно, так я мог бы избежать некоторых коварных вопросов. Но становиться одной из гавкающих о немецко-немецком единстве собачонок, специалистом по осознанию себя гражданином своей старой-новой родины – нет, к этой роли меня как-то не тянуло.
Так на чем я, собственно, остановился?
– Вы хотите сказать, человек всегда может сохранить внутреннюю свободу? – подобно суфлеру, подсказал мне исполненный понимания мужчина, сидевший справа от багроволицей дамы. Очевидно, он был ее мужем, судя по тому изумленному взгляду, который она на него бросила.
– Да, примерно так.
– То, что вы говорите, очень занимательно, – сообщил хозяин книжной лавки.
Я кивнул.
– Но возможно, есть еще и другие вопросы – о вашей книге и лично о вас?
Вопросы были. И тотчас завязалась типичная игра в вопросы и ответы, без этого ни одно чтение не обходится. А коль скоро по предыдущим своим выступлениям я уже знал все эти вопросы наизусть, с ответами затруднений не возникало.
– Как вам пришло в голову написать книгу на подобную тему?
– Не хотели бы вы поделиться с нами некоторыми вашими писательскими секретами?
– Как вы воспринимаете сегодня ваши прежние книги?
– Можно ли еще в наши дни жить писательским трудом?
Смех, заведомо гарантированный в этом месте, оборвался до срока – вклинилась подтянутая, спортивного вида дама – типаж: вышедшая на пенсию учительница биологии, ныне активнейший председатель местного общества пеших прогулок. Я был прав: так оно и оказалось!
В природоведческом журнале дама вычитала о некоем опыте, проведенном на шимпанзе. Коэффициент их умственной выработки (Задание: «Как добраться до банана, подвешенного за пределами клетки?») целиком и полностью зависел от того, как долго обезьян перед этим не кормили. Голод обострял предприимчивость. То есть чем голоднее, тем умнее. Нельзя ли то же самое – вот ее вопрос – сказать и о людях искусства?
– Еще как, – ответил я, неопределенно улыбаясь.
А сам вспомнил, как, бывало, удрученный превратностями судьбы, тяжелой поступью возвращался домой с распечаткой моего банковского счета, поднимался по лестнице, чтобы наверху, в квартире, следуя законам гравитации, рухнуть на софу и там, наедине с собой, лелеять одинокие умозаключения грандиозных масштабов, увы, до сих пор так и не увидевшие своего воплощения.
Дама расцвела, до упоения довольная тем, что ей буквально удалось раскрыть остальным слушателям глаза на взаимосвязь природы и человека. Только Бенно, книготорговец, качал головой. Видимо, ее вопрос показался ему циничным. Мне нет. Такова жизнь, дорогой мой Бенно, – в конце концов, я ведь распростерт здесь на казенном кожаном диване, выставленный на всеобщее обозрение.
А в общем, дискуссия прошла без эксцессов, если, правда, забыть об одной особе, начавшей свой вопрос словами:
– В вашей книге «Качели расста…»
–
Под конец – я, уже готовый подняться с места, сунул руку в карман, чтобы взять трубку, – еще одна, с
