— С Новым годом, дедуля Вова! — зазвенел из прихожей Аськин голосок. Люся вся сжалась в своем кресле. Ведь Юлька права: у девочки должен быть праздник.
Когда внучка влетела к ней в комнату, Люся нашла в себе силы улыбнуться, раскинула широко, как птица крылья, руки и воскликнула:
— А ну, ныряй ко мне, пупсенок! — и Аська с визгом бросилась в объятия к бабушке. — Иди в столовую, — прошептала Люся Аське в ушко, — там под еловой лапой для тебя Дед Мороз подарки оставил.
Аська опять взвизгнула и спросила:
— А где дядя Мася? — и не дожидаясь ответа, побежала в столовую, откуда через секунду уже донеслись «ахи», радостный писк, и вскоре вовсю пошла игра с новыми игрушками.
Юлька вошла к матери.
— А действительно, где Макс? Ты что, плохо себя чувствуешь? И чего это Володя сразу курить ушел? — Она улыбалась, была принакрашена и разнаряжена — кожаная мини-юбка, пушистый белый свитер и тяжелая золотая цепочка до пупа — все Володины подарки.
— Ты придуриваешься? — ответила вопросом на вопрос Люся. — У нас что, полный порядок и благодать?
— Да что случилось-то? — Юлька все еще улыбалась, хотя уже натужно.
— Ты шла к своей цели упорно, — стараясь не повышать голоса, заговорила Людмила Сергеевна. — Ты молодец, своего добилась. Несмотря ни на что. И ни на кого. Целеустремленная девочка!
— Чего я добилась?
— Максим больше не видится с Ритой, они расстались. Благодаря тебе…
Юлька с трудом сдержала откровенное ликование.
— Но это же хорошо, мама, теперь все в порядке! Если он немного пострадает…
— Немного пострадает? — перебила ее Людмила Сергеевна и резко встала с кресла. Плед сполз на пол. — Пойдем! — она больно схватила дочь выше локтя и буквально потащила ее к закрытой двери комнаты Макса. — Смотри! — Людмила Сергеевна толкнула дверь. Юлька вошла в комнату брата…
Там был полный разор. Книги как попало валялись на столе, на полу, на подоконнике; весь пол был покрыт какими-то рваными бумагами. Юлька подняла одну из них и поняла, что когда-то это был конспект институтской лекции. Рубашки, майки, трусы, носки — все было вывалено из шкафа и тоже валялось, где придется. Батик над кроватью Макса, изображавший корабль, был порван в самой середине и висел косо. А на самой кровати, храпя как сапожник, в одежде спал Макс. В комнате стоял удушливый перегарный запах.
— Что это с ним? — задала Юлька глупый вопрос.
— Он мертвецки пьян. Уже третий день так напивается. Не знаю, где. Перед тем, как свалится, буянит. Ты видишь результат.
— Что это, мама? — от Юлькиной уверенности и хорошего настроения не осталось и следа.
— Это? Твоя победа! Но ты еще всего не знаешь, — мамин голос дрогнул. — Он ушел из института. Сказал, что весной пойдет в армию. В армию, слышишь! — закричала Людмила Сергеевна. — Он отказался от всего того, о чем мечтал, чего ждал. Он не может больше быть с нами, вообще оставаться здесь, и ему все равно, что с ним будет.
— В армию? — Юлькины глаза расширились.
— Я ему говорила: сынок, везде воюют, пожалей меня, я не переживу, нельзя этого делать, — Людмила Сергеевна почти плакала, глядя с нежностью на спящего пьяным сном сына. — А он ответил: никого не надо жалеть, даже родных. И еще: мне наплевать, война или нет, даже лучше, если война, я сам попрошусь туда, где война… — она умолкла, не в силах больше цитировать Макса. Некоторое время обе молчали, был слышен только храп. Потом Людмила Сергеевна заговорила вновь: — Знаешь, почему он так сказал про родных? Из-за тебя. Потому что ты никого не жалеешь. Когда много лет назад ты боролась за свою любовь, тебе было легче. Твоим врагом была всего лишь Вера Георгиевна, Ромкина мать. Через этого человека ты запросто переступила и не один раз впоследствии. Ты ее уничтожила как класс.
— Ты меня за это осуждаешь? — поразилась Юлька.
— Я себя проклинаю за слепоту, — ответила мама. — А ты… Но мы говорим о Максе. Так вот: он не мог через тебя переступить, а тем более уничтожить. Он очень любит тебя, ты его сестра. И ты поставила его в ситуацию страшного выбора. Ведь ты — это не только ты, это и я, и вся наша семья. Так он рассуждал… А ты действовала прямо-таки профессионально! Слушай, где ты научилась всем этим изощренным гадостям, этим грязным коммунальным штучкам? Господи, наверное, такие «способности» даются от природы, так же как талант к рисованию или музыке! Как ты здорово все провернула! Рита прогнала Макса, выставила за дверь…
— Прогнала? — Юлька все-таки не смогла скрыть торжество, мелькнувшее в глазах. И это не укрылось от мамы.
— Довольна? Надо же, а я-то думала, что перспективы, что твоего брата убьют на войне, ты испугаешься больше, чем Риты Гавриловой.
— Ой, мам, — Юлька махнула рукой, — ты меня и впрямь почти напугала! Да никуда он не пойдет, ни в какую армию! Вернется в институт, перебесится и…
— Он уже не сдает сессию и уже забрал документы, — с нажимом процедил вошедший в комнату Володя. Он был очень напряжен, Юлькино присутствие действовало на него как катализатор всех злых чувств и эмоций. Вот она — виновница всего, собственной персоной и глаз не опускает даже! — А если ты утверждаешь, что он просто бесится, то, значит, ты совершенно не знаешь моего сына.
— И моего! — с вызовом сказала Людмила Сергеевна, бросив недоумевающий взгляд на Володю.
— Да, ты правильно меня поняла! — вдруг закричал тот. — Потому что я безумно рад, что вот это, — он ткнул пальцем в Юлю, — не мое. Иначе я бы умер от горя и стыда! — И он быстро вышел.
— Очевидно, умереть от горя и стыда остается мне, — прошептала Людмила Сергеевна и с ненавистью посмотрела на дочь. — Это из-за тебя он сейчас такой… Макс для него — все.
— Конечно, а я — ничто! — противным голосом подхватила Юля. — Я… как это слово… Ах, да — падчерица!
— Замолчи, — покачала головой Людмила Сергеевна. — Володя всегда так любил тебя и заботился…
— «Любил» — в прошедшем времени, — заметила Юлька.
— И сейчас любит… Хотя чего ты хотела? Чтобы от всего этого мы стали любить тебя больше?
— Любил, любить, любовь! Сплошное «лю»! Как это все надоело! И здорово же вы свалили все на меня! Не я виновата в том, что произошло, а она, Ритка! Я же говорила, что она обернется бедой для Макса, я предупреждала! Выбросит она его, говорила я, а Макс — мальчик впечатлительный и верный к тому же… Это она все! — Юлька пылала праведным гневом. Людмила Сергеевна потрясенно глядела на дочь.
— Ты, видно, совсем умом тронулась. Очнись, Юля, это твоя работа!
— Да нет же! — Юлька топнула ногой. — Это вы очнитесь, признайте, наконец, что я была права!
На их крики прибежала Аська. У нее была печальная мордочка, в глазах блестели слезки.
— Ну ведь праздник же! Зачем вы ссоритесь? Опять!
Взрослые виновато посмотрели на девочку.
— Ведь с Новым годом же…
Вот уже прошла первая неделя нового года. Хотя по восточному гороскопу, который мы все восприняли, как родной, он наступит еще через месяц. Так что тянется пока хвост старого года, тащится из последних сил, вместе со всеми старыми бедами, проблемами… Этот хвост нам жизнь и портит, а мы ворчим: так, мол, надеялись на новый, он имени такого зверя замечательного, а, поди ж ты! Опять все плохо! И грешим на новорожденного, и ругаем его с самого начала, даже до начала, и приходит он к нам уже обиженный, разруганный и потому мрачный и недобрый. Как и прошлый.
Так думала Татьяна Николаевна, стоя у окна и глядя на хлопья снега, которые падали так густо и бесконечно, что казалось странным — как это до сих пор не засыпало дома по самые крыши? У Татьяны Николаевны случился отпуск: все ее «клиенты» поехали куда-нибудь с родителями на рождественские каникулы. «И у меня зимние каникулы, — думала Таня, — как во время учительства. Как много-много лет
