платяной шкаф, хохотал на весь дом. Все они тогда были гораздо моложе, мир был светлым, просторным, многообещающим.
— Иди, — сказала она Скотту. — Я сейчас.
После его ухода вернулась в гостиную, наклонилась к отцу:
— Тебе точно ничего не потребуется, пока меня не будет?
Старик не кивнул, а повел глазами из стороны в сторону. Прикинулся, будто смотрит телевизор, как обычно, когда расстроен и не хочет на нее смотреть. Соня догадывалась, что ему неприятно предстать перед Скоттом в таком виде, он не любит неожиданных посетителей, которые видят его в постели, прикованного к кислородной маске. Даже лавку не открывает. Туристическая торговля заглохла, постоянные покупатели редко заходят. Слишком неловко себя чувствуют.
— Я недолго, — пообещала она. — Если проголодаешься, на плите спагетти и фрикадельки.
— Хорошо.
— Французский хлеб в духовке.
Эрл нащупал пульт, переключил канал, одобрительно забормотал:
— Смотрите-ка, Ава Гарднер в «Убийцах». Посмотрите и скажите, будто сукину сыну Фрэнку Синатре не повезло.
— Я беру с собой мобильник.
Он оглянулся:
— Ты еще тут?
Она чмокнула отца в щеку, пошла в заднюю часть дома.
— Дочка!
— Что?
— Скажи своему приятелю… три.
— Не поняла?
— На луне три мяча для гольфа.
— Все в порядке? — спросил Скотт из машины.
Соня только кивнула.
Они молчали, отъезжая от лавки. Начинался снег, кружились отдельные белые хлопья, прилипали к стеклу, улетали. Наконец Скотт сказал:
— Известно, сколько ему осталось?
— Несколько месяцев, — ответила она. — Возможно, не больше года.
— Очень жалко.
— Помнишь строчку Фроста о медленном бездымном угасании? Так и есть. Дьявольски больно, но я рада, что могу быть с ним рядом. — Соня глубоко вдохнула и выдохнула, желая сменить тему. После восемнадцатилетней разлуки она уже не так хорошо знает Скотта, чтобы откровенничать. — Ну, рассказ успешно продвигается?
— А? О да.
— Знаешь, к чему идет дело?
— Имеется неплохая идея. Знаю, что все вертится вокруг дома и что он играет какую-то роль в случившемся.
— А что случилось? — поинтересовалась Соня. — В рассказе, я имею в виду.
— Пока не представляю.
— Думаешь, твой отец знал?
— Пожалуй, — кивнул Скотт. — То есть должен был знать, правда?
— И ты идешь тем же путем?
— Надеюсь. Уверяю себя, что полезно находиться в доме. Атмосфера в любом случае не повредит.
— Правильно. По-моему, бывают дома, где творятся безумные вещи.
Он взглянул на нее:
— Какие?
Соня тоже на него посмотрела, не зная, действительно ли ему интересно или он просто поддерживает беседу. Кажется, интересно, поэтому она призадумалась, припоминая теорию, изложенную ее отцом — когда?.. — четыре-пять лет назад. Отчасти похоже на шоу с охотниками за привидениями на канале «Дискавери».
— Один ученый утверждает, будто некоторые старые дома по какой-то причине создают вокруг себя некое поле, так же как провода под высоким напряжением образуют электромагнитные поля. Так или иначе, он говорит, что, когда дом стоит достаточно долго, в нем запечатлеваются сильные эмоциональные состояния — злоба, горе, одиночество… Возникает как бы царапина на грампластинке, где игла спотыкается и повторяет фразу снова и снова.
Скотт кивнул:
— Царапина на пластинке? Неплохо.
Соня видела, как он обдумывает эту мысль применительно не к своей собственной жизни, а к книге, которую пишет.
— Ты… ни с чем таким не сталкивался? — спросила она.
— В доме? — Он покачал головой. — Нет. Хотя…
— Что?
— Ничего.
Скотт умолк, проглотив то, что чуть не сказал, и она задумалась, не стоит ли выбить признание. Но он никогда не скрытничал. Если хотел ей что-то сказать, то прямо говорил, и поэтому Соня почуяла, что его колебания чем-то оправданы.
Подъехали к старому отцовскому дому, вышли из машины. Генри поджидал с фонарем на подъездной дорожке. Соня заметила, как Скотт воспрянул духом при виде племянника. Удивительно, с какой легкостью она через столько лет угадывает его настроение, даже не стараясь.
Он обнял мальчика, поднял с земли:
— Привет! Чем занимаешься?
— Снежинки языком ловлю.
— Вкусно? — спросила Соня.
— Слишком маленькие, не распробуешь, — объяснил он. — Поедем пиццу есть?
— Как скажешь. — Скотт взглянул на дверь. — Папа где?
В свете фонарика улыбка Генри слиняла, потом совсем исчезла. С другой стороны лужайки из старого сарая донесся слабый, но отчетливый звук бьющегося стекла, хлопок, удар, звон. Соня услышала голос, мгновенно узнав Оуэна. Последовал громкий треск, мальчик вздрогнул. В сумерках прозвучало что-то вроде воя раненой собаки.
— Ждите здесь, — сказал Скотт. — Я сейчас.
Глава 10
Он шел через двор за лучом фонаря среди припорошенных снегом куч листьев к сараю, куда влетел бейсбольный мяч.
Шум в хибарке становился громче, гремело ржавое железо, будто старые инструменты в ведре. Подходя к двери, Скотт слышал бормотание сквозь зубы, глухие ругательства и угрозы, перемежаемые гулким взрывным металлическим грохотом. Странно слышать, как брат разговаривает сам с собой; рваные, прерывистые каденции звучат так, будто он в самом деле ведет беседу с неким голосом, слышным только ему одному.
— Эй, старик! — Скотт перешагнул через дверь, сорванную с петель, нырнул в темноту. — Что тут…
