Кэролайн. Я снова хочу проводить с тобой ночи, просыпаться вместе с тобой. Эта скачка и езда на окраины причиняют мне боль.
– Я знаю, но пока дети не вернутся в школу… Да и как ты оставишь Сару? Наймешь няню? А как быть с деканом Гриерсоном? Так мы никогда не решим, что делать.
– Мы уже все решили. Мы решили послать к черту Майка и любого, кто будет вставлять нам палки в колеса и мешать видеться. Они нам безразличны.
– Но они ставят эти палки, Дэниел, ставят, и ты знаешь это. Не можем же мы считаться только сами с собой.
– Мы считаемся с тем, что для нас самое главное. Наши жизни принадлежат нам. Ты ведь тоже так думаешь, правда?
– Да, – промолвила она, но, не умея лгать, тут же добавила: – Или, по крайней мере, пытаюсь так думать. Но верно ли это? Неужели ты действительно считаешь, что твоя собственная жизнь важнее, чем жизнь Сары?
Черты лица Дэниела смягчились; это всегда происходило, когда он начинал думать о дочери.
– Нет, конечно. Видимо, ты права. Дети всегда важнее, но они вырастают и у них появляется своя собственная жизнь. Когда придет время Саре отправляться в колледж, я не хочу, чтобы ее преследовала мысль, будто она покидает бедного папочку, которому не для кого будет жить. – Он взял Кэролайн за руку и указательным пальцем провел по ее пальцам. – Твои дети взрослые. Не хочешь же ты сказать, что должна вечно торчать дома и печь им пироги? – Он взглянул на ее несчастное лицо. – Правда ведь?
– Правда, конечно, правда.
Кэролайн покачала головой. Она не могла отделаться от ощущения, что в последнее время их с Дэниелом взаимоотношения были чересчур совершенны, идеальны. Такое счастье не может долго продолжаться. Не этому ли их учили их неудачные браки? Хочешь не хочешь, а все когда-нибудь кончается.
– Неужели ты позволишь, чтобы твоя семья, – я имею сейчас в виду Тессу, – так неужели ты допустишь, чтобы Тесса изменила твое мнение обо мне?
Несколько секунд Кэролайн сидела молча. Потом она взглянула на Дэниела и увидела в его глазах такое, от чего у нее перестало биться сердце. Ни о чем не думая, она прижала руку к его груди, к его сердцу и сказала:
– Нет. Ни Тесса и никто другой. Но ведь мы нарушили все правила «Урбаны», разве не так?
Дэниел легонько коснулся ее губ.
– Да, Нарушили, но как-нибудь переживем это. Мы отвечаем за свои поступки и имеем право жить, как взрослые люди. – Он улыбнулся ей. – А правила Майка Гриерсона нам не указ.
– Я знаю, но все равно беспокоюсь. Я не уверена, что школа рассудит так же, как ты.
– Послушай, неужели этот разговор не может подождать? Эдак мы все Рождество продискутируем. Уж если хочешь о чем-то беспокоиться, то побеспокойся о Рождестве. А обо мне беспокоиться перестань. Я же вижу у тебя по глазам, что беспокоишься. Выбрось это из головы.
– От тебя ничего не утаишь.
Кэролайн не была уверена, что рада этому открытию.
Дэниел внимательно посмотрел на нее:
– А ты хочешь что-нибудь утаить?
– Нет. Мои чувства искренни. – Она взглянула на него, зная, что все чувства написаны у нее на лице. – Завтра – последний день перед Рождеством. Ты попросил меня провести Рождество с тобой. Чего мне еще просить у судьбы?
«Разве что времени. Времени, чтобы любить. Вот все, что я прошу».
Глава 19
Канун Рождества пришелся на среду. Для партнеров и работников конторы «Ченнинг и Мак-Кракен» это был рабочий день; как только выяснилось, что все будут вкалывать как обычно, кое-кто из молодых тут же окрестил свою контору «Скрудж и Марли».[5]
Кэролайн, все еще трепеща от последствий наслаждения и одновременно позевывая от недосыпания, явилась на работу рано и засела за компьютер. Она что-то напевала себе под нос, а в глазах ее пряталась улыбка.
– Ты – олицетворение угнетенных тружеников всего мира, – с улыбкой сказала секретарша Бордена Элинор Хаббл. – Уже сочельник, а мы все горбатимся.
– Но ведь сейчас самое праздничное время года. И, кроме того, трудно почувствовать себя обиженной: завтра Рождество, в пятницу выходной, – тоже улыбнувшись, ответила Кэролайн.
– Ты лучше Бордену скажи, что сейчас праздничное время. – Элинор налила себе чашечку кофе из всегда горячего кофейника. – А то он с прошлой недели ходит злющий, как медведь с больной лапой, с той самой рождественской вечеринки.
Кэролайн приподняла бровь. Элинор была секретарем у Бордена не первый год, и в адрес босса за это время от нее ничего, кроме похвал, никто не слышал.
– Вид у него переутомленный, – согласилась Кэролайн. – А в чем дело, ты не в курсе?
– Я не…
– Вот ты где, Элинор. – Голос Бордена сразил секретаршу, точно удар ножа. – Я жду-не дождусь, когда ты соизволишь прийти в кабинет. У меня нет времени, чтобы позволить тебе допить кофе.
Не сказав больше ни слова, он покинул комнату.
