сторонним наблюдателем!..
Слова генерала произвели впечатление на собравшихся. От недоверия Руста не осталось и следа. Особенно подействовало на солдат то, что генерал не ограничился общими фразами, а рассказал о себе и своей жизни. Рассказывающий о себе генерал — это было нечто новое. Наконец-то нашелся хоть один, кто сказал о необходимости нарушить солдатскую присягу.
— Как вы, наверное, уже знаете, я происхожу из старинной прусской семьи. Меня воспитали так, что к солдатской присяге я отношусь как к чему-то святому. Видите ли, камараден, я тоже некоторое время колебался, боясь запачкать наши имена, так как считаю, что присяга должна служить нации, а не отдельному лицу. Но оказалось, что еще задолго до моего появления в нашей семье уже был один офицер, который отказался подчиниться верховному главнокомандующему. Это был капитан Зейдлиц. Случилось это в декабре тысяча восемьсот двенадцатого года. По приказу короля Фридриха-Вильгельма Третьего прусскому вспомогательному корпусу было приказано прикрыть отход разбитой французской армии, которую преследовали русские войска. Однако командир корпуса генерал граф фон Вартенбург отказался поддержать Наполеона. Вопреки приказу короля он через своего адъютанта, того самого капитана Зейдлица, передал русскому генералу Дибичу послание о нейтралитете, разработанное с его помощью, которое и послужило толчком к народным волнениям 1813 года. Об этом капитане я вспомнил, находясь в сталинградском котле. В плену пример капитана заставил и меня что-то делать. Вместе с другими генералами и офицерами вермахта я основал Союз немецких офицеров и примкнул к комитету «Свободная Германия»… — Изложив далее цели Национального комитета «Свободная Германия», генерал немного помолчал.
«Интересно, он ждет нашего ответа, чтобы убедиться в том, что на нас подействовали его слова, или просто погрузился в размышления?» — подумал Макс Палучек, стоявший среди солдат.
— Для чего я вам все это рассказываю? — Зейдлиц поднял голову и по очереди осмотрел каждого. — Да потому, что я хотел бы, чтобы вы подумали о своем будущем и поступили точно так же, как я. Я понимаю, что для многих из вас это неожиданно. Камараден, я знаю по собственному опыту, что подобные решения отнюдь не принимаются лично, но… — Сделав небольшую паузу, он продолжал: — Время не ждет! Я призываю вас не быть безучастными к судьбе своих товарищей, которые истекают кровью в котле!
«Не быть безучастными к судьбе… — Палучек попытался протиснуться в первые ряды. — На что, собственно, намекает генерал? Говорит с нами, как с детьми, а сам только что оперился».
В этот момент Зейдлиц взял со стола какую-то бумагу. Он сказал, что написал это письмо сегодня генералу Штеммерману. В письме он требует, чтобы Штеммерман капитулировал со своими войсками, с тем чтобы спасти их жизнь и свою собственную.
— Я понимаю важность этого письма, — продолжал генерал. — В случае принятия Штеммерманом условий капитуляции десяткам тысяч семей будут сохранены их близкие и родные. Камараден, я апеллирую к вашей совести и спрашиваю вас: кто из вас готов доставить это письмо адресату от имени Национального комитета «Свободная Германия» и Союза немецких офицеров?
Плечом к плечу стояли солдаты и молчали. Услышав столь необычную просьбу генерала, Палучек остолбенел. Как-никак им предлагают идти под огонь собственной артиллерии, минометов и пулеметов, и притом немедленно. Снова в котел? Такого задания он никак не ожидал. Не ожидал его и Рольф Лански. Услышав вопрос генерала, он прислонился к косяку двери, словно боясь, что его сейчас бросят в бездонную бездну.
— Могу добавить, — заговорил вдруг генерал Корфес, — что это письмо совсем не обязательно передавать генералу Штеммерману лично. Каким образом оно попадет генералу, это дело человека, который возьмется выполнить поручение. Мы поддерживаем связь по радио со многими радиостанциями, находящимися в котле, и попросим их командиров оказать нам содействие.
«Оказать содействие… Тому, кто будет задержан с этим письмом в кармане, уже ни одна собака не сможет ничем помочь!» — промелькнуло в голове у Руста.
Разглядывая слегка согбенную фигуру Корфеса, он, сам того не желая, вспомнил отца.
— Ну, так кто готов выполнить это задание? — снова спросил Зейдлиц.
— Я, господин генерал! — проговорил Руст и не узнал своего голоса. Почти одновременно с ним вызвались еще трое солдат. Руст повернулся к ним и увидел Макса Палучека и Рольфа Лански, третьего он не разглядел за головами солдат.
— Мы никого не принуждаем, — заметил Зейдлиц, — зная, что нелегко решиться на такое. Это — боевое задание, и выполнение его требует от солдата особого мужества. Мы будем считать этого человека патриотом, храбрым солдатом, так как мы здесь боремся за создание демократической Германии, а ради такой цели человек должен быть готов на все… Камараден, вы решились! Благодарю вас от всего сердца! Надеюсь, что вы, успешно выполнив задание, вернетесь обратно живыми и невредимыми. Пусть же ваше мужество послужит примером для тех, кому для раздумья необходимо время.
Проговорив это, генерал подошел к Русту и протянул ему руку.
— Вы старший по званию, поэтому письмо я передаю вам. Вы лично знаете генерала Штеммермана?
— Раньше я служил у него, — кивнул Руст.
Трое других добровольцев вышли вперед. Палучек и Лански встали позади Руста. Наконец-то удалось протолкнуться и третьему, и Руста охватил порыв радости: третьим оказался Жорж. Сощурив маленькие темные глаза и растянув рот в улыбке, он пожал руку генерала.
«Неужели это возможно? — подумал Руст. Он почувствовал себя окрыленным, как будто собирался не на выполнение опасного боевого задания, а на прогулку в зимний лес. — Если с нами Жорж, все сложится удачно!»
Потом они сидели за длинным столом, на котором стояли чашки с горячим чаем и тарелка с кусками сахара.
Зейдлиц задал несколько вопросов, и Жорж рассказал, что, оказавшись в лагере, он по совету полковника Штайдле добровольно записался в группу пропагандистов-антифашистов и приехал к Зейдлицу вместе с пленными из других лагерей. Генерала интересовало многое: где они расположились, как их кормят…
Важность полученного задания и опасность, которая будет подстерегать их при его выполнении, сблизили людей. Так создалась новая маленькая группа.
Неожиданно в комнату вошел русский лейтенант. Не снимая припорошенной снегом шинели, он быстро прошел к столу и, наклонившись к Зейдлицу, что-то прошептал ему на ухо.
— Камараден! — Генерал быстро вскочил со своего места и нервно одернул мундир. — Я должен вас покинуть: долг обязывает меня сделать это!
По выражению лица генерала можно было понять, что он получил очень неприятное известие. Сообщение действительно было неприятным: обер-лейтенант Фехнер, за которого он поручился перед штабом фронта, был доставлен на передовую и, когда машина с окопной говорящей установкой уже была готова к действию, перебежал к немцам.
15
В ту же самую ночь унтер-офицер Руперт Руст, спрятав письмо генерала Зейдлица в рукав, вместе со своей небольшой группой перешел полосу ничейной земли и оказался в районе котла. Странная тишина стояла на том участке. После того как в течение последних сорока восьми часов гитлеровские войска, находившиеся в западной части котла, были полностью разбиты, советские войска в северной части готовились к решительному наступлению на самые важные опорные пункты противника, занятые обоими немецкими корпусами, и на город Корсунь-Шевченковский.
Группа Руста передвигалась по незнакомой местности. Подул сильный ветер, как назло, началась метель.
«Далеко ли мы продвинулись? — спрашивал себя Руст. — На сто метров или, быть может, уже на все двести? По словам русских, до немецких позиций не менее полукилометра. Еще есть возможность повернуть обратно. Генерал Зейдлиц говорил об опасности, какой мы будем подвергаться, если нас схватят. Тогда в
