пулемета.
— Нам только этого и не хватало! — пробормотал себе под нос Руст, плотнее вдавливаясь в снег. И тут винтовочная пальба прекратилась. Стрелял только ручной пулемет, он бил спереди и справа, бил по гитлеровским окопам.
— Это русские!.. Они спасут нас! — Руст помахал Жоржу и, тяжело дыша и кряхтя, пополз дальше под прикрытием огня русского пулемета. Как только он дополз до стога, кто-то крикнул ему:
— Руки вверх!
Из-за стога на него навел автомат усатый солдат.
— «Киров»! — с трудом выдавил Руст. — «Киров»!.. Не стреляйте!.. «Киров»… — И он обессиленно опустился на землю, прижав ладони к вискам. И вдруг замер, увидев позади себя на снегу темное пятно. — Жорж… Жорж, дружище! Поднимись! Скажи хоть что-нибудь!
Что было дальше, Руст плохо помнил: его куда-то повели, а потом понесли солдаты. Оказавшись в каком-то доме, он потерял сознание, а когда пришел в себя, то первое, что услышал, был чей-то спокойный и в то же время требовательный голос. «А ведь я его уже где-то слышал», — начал соображать Руст и открыл глаза. Он лежал в комнате на столе. Наклонившись над ним, санитарка и усатый солдат обтирали его мокрыми теплыми полотенцами.
— Он пришел в себя! Открыл глаза! — обрадованно воскликнул солдат. Бросив полотенце, он наклонился к лицу Руста. — Хочешь чаю? Горячего чаю с сахаром, а? — Он пошарил по своим карманам. — Вот и сахар есть! — Солдат улыбнулся. — Целый кусок! А может, ты закурить хочешь? Ну, скажи же, не молчи!
К ним подошел майор. Увидев его, Руст с трудом приподнял голову:
— Товарищ майор… Приказ выполнен, письмо вручено…
— Знаю, знаю, — быстро проговорил Ахвледиани, осторожно укладывая его на палатку. Майору уже доложили об их прибытии, знал он и о гибели Палучека и Лански. Все это рассказал ему Жорж, который не был ранен, а лишь притворился убитым как раз в тот момент, когда Руст у стога натолкнулся на усатого солдата.
Руст стиснул зубы. Ему было жаль Палучека и Лански, но он радовался тому, что Жорж жив.
— Слышишь артиллерийскую канонаду? — тихо спросил майор, обращаясь к Русту. — Это наши наступают на Корсунь.
Земля, казалось, содрогалась от взрывов. Все невольно прислушались к артиллерийскому грохоту. Санитарка подняла голову и, отбросив назад упавшие на лицо пряди волос, слушала канонаду.
Сквозь ночную тьму и непогоду пробивался самолет, на котором через линию фронта с пропагандистским заданием летели лейтенант Хахт и капитан Вандаме.
Райнер Хахт несколько раз пытался приподняться на сиденье, чтобы посмотреть, что делается на земле, но сделать это ему так и не удалось, потому что кабина была рассчитана только на одного человека, а ему волей-неволей пришлось разделить ее с капитаном Вандаме.
Хахт со злостью вспоминал, как все это произошло. Сначала капитан Вандаме намекнул майору Леверенцу, чтобы тот, человек известный в Союзе немецких офицеров, уговорил бы руководство передать в его распоряжение молодого немецкого лейтенанта. Потом не успел Хахт и слова сказать, как капитан уже сидел на его месте, хотя кабина была рассчитана лишь на одного.
Хахт считал, что провести его не так-то легко. Поведение Вандаме ему нисколько не нравилось, к тому же капитан придавил его своим мощным телом.
Видеть землю Хахту удавалось только тогда, когда самолет делал крутой вираж. Тогда он высовывал голову и, вглядываясь в темноту, старался разглядеть огни на посадочной полосе. Однако в этой снежной круговерти ничего не было видно. Порой даже было невозможно разобрать, где земля, а где небо, так сильно бросало старенький У-2 из сторону в сторону, вниз и вверх.
Снежные хлопья и крохотные ледяные иглы били Хахта в лицо, высекая из глаз слезы, ресницы смерзались. В тот самый момент, когда он наконец рассмотрел внизу сигнальные огни, машину особенно резко бросило в сторону. «Видимо, идем на разворот для посадки», — решил Хахт и заметил, что огни то гаснут, то снова вспыхивают.
— Дайте сигнал о посадке! — громко выкрикнул Хахт.
Капитан Вандаме, сидевший за спиной, даже не пошевелился. «Ему ни до чего нет дела, этому проныре!» — со злостью подумал Хахт и закрыл разламывавшиеся от боли глаза. А когда он снова открыл их, то увидел, что огни уже не гаснут и не мигают, а как бы увеличились в размерах… Он понял, что это звезды… «Проклятье, и как только пилот ориентируется? И все равно этот Вандаме…» Хахт так и не смог подыскать подходящего выражения.
И вдруг внизу отчетливо стали видны лес, речка и даже мост через нее. А спустя несколько секунд снежный вихрь вновь скрыл все.
«Что это была за речка? — размышлял Хахт. — В этих местах ручьев и речек полным-полно, и несут они свои воды в Рось, Ольшанку или в Тясмин, а те впадают в Днепр. На берегах этих речушек частично и расположены части вермахта». Но где именно, этого Хахт точно не знал. А что, если придется совершать вынужденную посадку?
Капитана Вандаме этот вопрос не волновал. «Если самолет сядет за линией немецких окопов, — думал он, — что ж, тем лучше. В этом случае придется выполнить программу номер два: навестить Гилле и улететь». В программу номер один входил полет к Манштейну, но от нее пришлось отказаться, так как он не взял с собой нужных офицеров. Было пока еще неясно, как он отделается от этого лейтенанта. У молодых людей всегда имеются свои капризы.
Неожиданно мотор начал чихать и вскоре совсем заглох. Самолет бесшумно скользил над землей. Хахту казалось, что он даже чувствует, как они теряют высоту. Он затаил дыхание, когда ощутил, как машина коснулась земли и покатилась по пологому заснеженному склону. Затем раздался треск, самолет сильно качнуло, и он остановился.
Вандаме встал со своего места, осмотрелся, прислушался. В ветвях деревьев дико завывал ветер.
Пилот спрыгнул с крыла в снег и полез под брюхо самолета. Оказалось, что правая станина шасси сломалась, когда самолет приземлился. Пилот не знал, что делать. Мотор он еще мог наладить, а вот починить станину было просто невозможно.
Когда капитан Вандаме попросил у него топографическую карту, пилот лишь безнадежно махнул рукой: «Ох уж эти немцы! На кой черт ему карта, это при такой-то погоде! И вообще, неужели они думают, что я сейчас им так ее и выложу? Хорошо, что я догадался надежно спрятать карту в кабине. Я-то над этой местностью десятки раз летал, так что могу обойтись безо всякой карты. Если бы не ураганный ветер, то мы находились бы сейчас километрах в пяти от небольшого села, которое, как мне сказали, вечером вчерашнего дня было освобождено нашими. Окажись мы там, мне было бы достаточно только дойти до села и попросить помощи у местных жителей. Через несколько часов можно было бы снова лететь. Но мне приказано ни в коем случае не оставлять немцев одних. Как жаль, что на У-2 не положено иметь рацию».
Время шло. Нигде не было видно ни души, лишь надрывно завывал ветер. Пилот, решивший действовать на свою ответственность, снова заколебался: «А что, если фашисты предприняли контратаку и захватили село? В такой обстановке населенные пункты часто переходят из рук в руки. Тогда оба немца попадут в руки к фашистам. Если же мы приземлились за линией фашистской обороны, то бездеятельное ожидание может кончиться еще хуже. Часа через четыре начнет светать. В любом случае нужно разведать местность, разыскать ближайшее село и попросить там помощи или достать продуктов и спрятаться».
— Вы хоть знаете, где мы находимся? — нетерпеливо спросил Вандаме летчика.
— Сейчас узнаем. Ждите меня здесь! — приказал немцам летчик. — От самолета никуда не отходить, если только не появятся фашисты!
Через минуту фигура летчика уже скрылась из виду. «Ждать!» Вандаме тяжело вздохнул.
— Здесь мы будем ждать до тех пор, пока не станет поздно… Пошли, лейтенант!
— Куда?
— На разведку.
